Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

Разум отказывается верить случившемуся, и поднимаются со дна памяти эпизоды былого…

«Ну, мои юные помощники, нашлось для вас интересное дело. Пойдете со мной?» — с доброй улыбкой спрашивал нас, мальчишек, Угурлы.

«Пойдем, дада, пойдем!» — весело отзывались мы. И шли с охотой, ему нельзя было отказать. А еще мы знали, что дедушка рассказывает истории, одна занимательнее другой, о героях нартах, о их необычайных подвигах и победах.

Прошедшее — давнишнее и не очень далекое — проносится перед моим мысленным взором, как кадры киноленты. Особенно мне запомнилось одно интересное дело, которое нашлось для нас еще задолго до войны…

Окраина села. Выгоревшая каменистая пустошь за рекой. На ней ровными рядами вырыто множество-множество небольших ямок.

«Вот что, ребятки, — говорит Угурлы, — в каждую лунку надо высыпать по ведру навоза и аккуратно перемешать с землей».

«Сделаем!»

Поработали на совесть, потому что знали: наш добрый дада не терпит небрежности. Затем приступили к главному — к посадке. Угурлы заранее отобрал и отсортировал саженцы.

Торжественно, радостным голосом говорил он, перебирая деревца:

«Взгляните на эти тонкоствольные топольки. Ведь это не топольки, а стройные красавицы девушки. А как хороши молоденькие чинары! А вот эти дубочки лет через двести станут властелинами здешнего леса.

И дедушка Угурлы произносил хох-здравицу в честь деревца, которое со временем, когда вырастет, станет «младенцу — люлькой, кормчему — лодкой, кузнецу — углем, чтобы железо плавить».

Той осенью, следующей весной и снова осенью мы сажали на пустоши деревья. Вернее сказать, было так: Угурлы опускал саженец, а мы засыпали лунку, утрамбовывали приствольный круг и поливали. За это Угурлы и звал нас «верными помощниками». Бывало, мы устанем и работаем вяло, без интереса. Угурлы улыбнется в усы и зычно крикнет:

«Отдых!»

Как цыплята, сбегались мы к Угурлы и усаживались вокруг него, готовые слушать.

«Ну и молодцы вы, верные мои помощники», — хвалил нас дада и принимался читать забавные стихи о мамином сыночке.

Закончит и смотрит на нас хитрыми глазами, нет ли и среди нас такого белоручки. А мы всем видом показываем, что к нам стихотворение не имеет никакого отношения.

«Еще!» — просим мы.

«Пожалуйста».

И он пел о гордом дереве, которое верно служит человеку: оно дает кров, опору, укрывает от дождя и зноя, согревает в холод.

Чтобы не пропасть, чтобы жить долго, с огнем, мы снова брались за дело. Тоненькие саженцы шагали к лункам, становились на слабенькие корневища. А нам уже представлялось, как на этой каменистой пустоши шумит могучий красивый лес…

Усталые, вечером мы возвращались в Кожеж, предвкушая удовольствие, которое получим в саду у дедушки Угурлы.

Кожежцы называют райским этот сад. Самые красивые, самые крупные яблоки и груши, самые сочные вишни и сливы растут здесь.

Так и кажется, что каждый плод смотрит на тебя и просит: «Сорви меня!»

«Ешьте, ребятки, ешьте!» — угощает нас дада.

Перезрелая груша тает во рту. Медовый сок течет по подбородку, капает на рубашку, мы не замечаем ничего, уплетаем чудо-груши и яблоки.

«Не забудьте, ребятки, взять с собой слив и яблок. Угостите братишек и сестренок», — говорит щедрый хозяин.

Некоторые смущенно отказываются. Угурлы обижен и объясняет:

«Доставьте мне, старику, удовольствие. Самый дорогой, самый лучший для меня тот плод, который достается ребенку».

Вот каким был наш Угурлы Темроков. Разве хватит духу ответить отказом такому человеку, когда он говорил: «Интересное дело нашлось для вас. Пойдете?..»

Теперь пустошь стала лесом. Не могучим еще, но красивым, веселым. Кожежцы называли его лесом Угурлы.

Однажды, лесок тогда еще был слаб и хил, Угурлы и учитель Герандоко повели нас туда.

«Для чего мы идем? Чего мы там не видели?» — удивлялись, но послушно шли.

Остановились мы возле холмика чуть в стороне от лесопосадки. У подножия холмика, заваленный осыпью камней, слабо струился ручеек. Вода расходилась несколькими ручейками, застаивалась, превращаясь в болото.

Речушка Пси́пца брала здесь свое начало.

«Ну, ребятки, вернем жизнь нашей Псипце», — предложил Угурлы.

«Какой же это лес, если в нем нет родника, и что за речка, если в ней нет рыбы!» — воскликнул Герандоко.

Задача была ясна, а что касается работы, то нам к ней не привыкать.

Разулись, подвернули штанины, принялись очищать русло от скопившейся грязи. Ноги в холодной родниковой воде, а нам жарко, работа напряженная.

Вот и добрались до гравия и песка, засыпали — перекрыли все мелкие водостоки, вернули родник в его естественное русло.

Герандоко и Угурлы делали самое сложное дело, требующее умения и сноровки. Они очистили дно самого ключа, обложили стенки камнем и дерном, чтобы родник не засыпало.

Едва живой, родничок преобразился на третий день… Из утробы земли ключом забила вода. Весело побежала она, очищая и обмывая камешки на дне, унося прочь затхлую тину.

А спустя еще некоторое время ожила Псипца. Сперва медленно, неуверенно поднялась в ее берегах вода, а потом заструилась, зажурчала, и понесся поток, радуя своим немолчным говором, прохладой и свежестью.

Осторожно, опасливо, как бы ведя разведку, появилась в Псипце небольшая рыбешка. Подплыла к одному берегу, к другому и скрылась. А через некоторое время в Псипце резвились пятнистые форели — речные царевны.

Мы испытывали сладкое чувство удовлетворенности, на душе у нас было легко.

Наш учитель так объяснил нам наше состояние и значение проделанной работы:

«Родники в поле, мосты через реки — ими пользуются все. И если ты человек, ты обязан починить поломанный мост, прежде чем перейти по нему, ты должен вернуть жизнь умирающему роднику, прежде чем испить из него воды. Так поступает наш Угурлы».

Но Угурлы перебил его:

«Я ничего сам не придумал. Учитесь, ребятки, у народа. По мере своих сил я делаю то, что принято в народе».

Да, он продолжал народные традиции… Если узнает, что у вдовы-солдатки прохудилась крыша или плохо закрываются двери, Угурлы не ждет, когда его позовут, а сам идет в тот дом с инструментом. Разболтались колеса колхозной брички — Угурлы не ждет письменного наряда. Старый мастер, чудо-мастер все сделает, как надо.

«Без наряда, без соответствующего документа не работай», — ворчит строгий бухгалтер.

«Милый бумагомарака, — отвечал ему дед Темроков, — дело руки делают, а не бумажки. Мне богом предопределено мастерить, а тебе — писать. Вот и пиши красиво».