Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

Папа хмурится: он заметил, что у лицо у меня кислее, чем самый кислый леденец в мире.

– Ты что, не хочешь праздника?

Я киваю и очень осторожно говорю, что, конечно, хочу, но…

Билли только что пробежал через парк и рухнул на землю беспомощной грудой. Очевидно, он совершенно не понимает, как работают ноги, и споткнулся сам о себя. Папа отправляется ему на помощь. Его телефон жужжит; я хочу позвать его назад, но не могу удержаться и сначала читаю сообщение. Послушайте, я всего лишь человек!

Привет, Стивен. Это Камий. Приятно было увидеть тебя вчера. Пожалуйста, заходи, когда захочешь. Меня может не быть на месте, но Орла будет там. Можешь пообщаться с ней. Или обратись к Кимберли. В любом случае, я скоро тебе позвоню.

Вот и попался! Папа абсолютно точно вчера был у Камий, и, похоже, там еще присутствовала целая толпа народа! Это уже не пятиугольник, а десятиугольник какой-то! Когда папа возвращается, я делаю вид, что даже и не смотрел в сторону его телефона, совсем нет. Все это время я таращился на чайку над головой (и надеялся, что она не ела ничего несвежего). Папа паркует свою задницу на скамейке и подбирает телефон. Он бросает взгляд на сообщение. Уши его приобретают ярко-красный оттенок, и он прочищает горло, а потом кладет телефон обратно в карман.

– Новые сообщения? – невинно моргаю я.

– Неа, – отвечает папа. – Я папаша-без-друзей.

На моем языке вертится «что-то я сильно сомневаюсь», но папа не дает мне сказать. Он говорит:

– Твоя мама любила праздники.

Билли вернулся на качели и снова качается вверх-вниз, вверх-вниз. Мне хочется заорать на папу: НЕ МЕНЯЙ ТЕМУ РАЗГОВОРА! Но одновременно с этим я хочу, чтобы он поменял тему, потому что мы так мало говорим о маме.

– Да, она всегда была душой любого праздника, – вздыхает папа. – Мы с твоей мамой уже приходили сюда, как раз на это место. Ты знал об этом?

Я качаю головой.

– Мы жили в доме на Ханидаун-хиллз, но приехали сюда на день, чтобы посмотреть на тюленя.

Я сглатываю:

– И как, увидели?

Папа улыбается и ерошит мне волосы:

– Нет, но мама нашла на берегу старую бутылку и сказала, что хочет сделать нечто особенное.

Я вспоминаю фото в папиной комнате: мама держит в руках бутылку.

– Она хотела отправить послание в бутылке, – продолжает папа. – Я сказал ей, что это бессмысленно: никто уже давно не обращает на такие штуки внимания. Теперь у нас есть электронная почта и эсэмэски. – Папа опускает взгляд, касаясь ресницами щек. – Но твоя мама настояла. Ей очень хотелось. Она сказала, что кто-нибудь обязательно получит ее послание. Может, этот кто-то будет жить совсем далеко, но бутылка доплывет до него, и, может, они даже спишутся, если она оставит свой адрес.

– И что, кто-нибудь получил мамино послание? – Я снова сглатываю и быстро моргаю.

Сейчас мне наплевать на праздники, да и на все остальное тоже. Больше всего на свете я хочу услышать, что кто-то ответил на мамино послание в бутылке.

Папа смотрит прямо перед собой. Когда я, дожидаясь его ответа, облизываю губы, то чувствую на языке вкус соли.

– Нет, – отвечает он наконец. – Она так и не получила ответа. Несколько лет спустя мы пересматривали фотографии и наткнулись на эту. Я спросил твою маму, не грустно ли ей, что никто не ответил. А мама сказала, что еще ответят. Что еще есть время.

Папа вздыхает и трет глаза.

Но времени уже не было. Я снова сглатываю. Мой желудок словно скатывается на циновке по спиральной горке.

– Как жаль, что мама не может вернуться и обнять меня сейчас, – шепчу я скорее себе, чем папе.

– Ох, сынок! Она бы так и сделала, если бы могла. Если это подойдет, я могу обнять тебя вместо нее. Мама была бы рада.

Я киваю и позволяю папе себя обнять. Я закрываю глаза и представляю, что это мама, хотя папа в три раза ее больше и пахнет рыбой, потом и сосновым лесом. Мама в моем воображении пахнет ванильными пирожными и цветами. На одну прекрасную секунду я почти чувствую ее объятия, и мне не хочется отпускать папу. Если я как следует постараюсь, я даже услышу, как бьется мамино сердце. А потом папа отпускает меня, и я чувствую, что мама опять исчезла.

Тук-тук…

Кто там?

Не знаю, потому что папа играет в «Морская фигура, замри».

Мы только вернулись из парка и сняли куртки, когда папа услышал чьи-то шаги у входной двери. Он замер на месте и не шевелится.

Тук-тук…

Кто там?

Все еще не знаю – папа приклеился к полу, хотя этот кто-то все стучит и стучит.

– Пап, ты что делаешь? Нам нужно открыть дверь, – говорю я.

– Я могу! – вопит Билли.

Мне кажется, это будет не так уж просто, потому что в данный момент Билли сидит на толчке. Я слышу скрежет держателя туалетной бумаги.

– Ну уж нет, – шипит папа, медленно переступая по направлению к двери.

Он закрывает дверь на цепочку, а потом приоткрывает ее самую малость, чтобы взглянуть, кто там стоит. Через секунду он снимает цепочку и на сей раз открывает дверь как следует.

– Привет, мальчики, – беззаботно приветствует нас Кошка, проскальзывая внутрь. В руках у нее блюдо с кипящей лавой, которую она называет лазаньей. – Я принесла вам поесть, потому что подумала, что вы до сих пор не до конца освоились на кухне и домашняя еда вам не помешает.

Папа наконец заговорил:

– Ты, наверное, телепат!

Язык его выпадает изо рта и раскатывается по ковру в направлении лазаньи.

Кошка смеется и идет на кухню:

– Ага, особенно если телепат еще и замечает груду упаковок от фастфуда в мусорке.

Она ставит блюдо на стол и предупреждает папу, чтобы он был осторожен: еда такая горячая, что даже Вельзевул остался бы доволен.

Билли выходит из туалета; его язык раскатывается рядом с папиным. Папа говорит, что Кошка должна остаться. Нам самим никак не осилить столько шикарной жратвы. Улыбаясь во весь рот, Кошка накладывает нам огромные порции лазаньи; та шипит и булькает. Кошка несет тарелки на стол. Папа берет миску и насыпает туда чипсов с сыром и луком, извиняясь за то, что чесночных хлебцев не нашлось. Кошка предлагает папе включить музыку, потому что в квартире опять стало как-то мрачновато.

– Эй, а я думала, что после того, как мы украсили вашу квартиру, веселье вернулось. Да ладно тебе, давай начнем вечеринку!

Она игриво тычет папу пальцем в живот. Там есть куда потыкать. Папа сообщает, что настоящая вечеринка будет в следующий вторник, и спрашивает, не хочет ли она прийти. Кошка говорит, что с удовольствием заглянет.

Через несколько минут в квартире уже звучит музыка. Кошка смеется над папиными тупыми шутками, а Билли устроил на столе пальцевый танец. Я гляжу на их лица и чувствую, будто наша квартира опять просыпается. Может, наша семья тоже? Кошка улыбается мне, поднимая ко рту вилку с огромным куском лазаньи, и спрашивает меня: ну как, хорошо?