Павел Катаев - Алтайское солнце

— Без бульдозера трудно, — говорит Николай Сергеевич. — Но можно чего-то самим соорудить!

— Там видно будет, — соглашается директор. — Может, так и поступим. Но сейчас у нас одна задача — хлеб убрать! Понятно? Первый целинный хлеб! Это самое-самое главное!

И «газик» снова рвётся вперёд.

Многое из разговора взрослых Женька не понимает. Но то, что сказал Иван Захарович о плотине, Женька понял. Об этом много говорят в совхозе. Речь идёт о совхозном озере. Сейчас питьевую воду берут из родника в нескольких километрах от посёлка и возят в бочке на лошади. Но совхозу этого мало. Хочется, чтобы в посёлке, среди степи, было озеро, и чтобы в этом озере водилась рыба, и чтобы можно было разводить уток и гусей. Все целинники мечтают об озере. И Женька тоже об этом стал мечтать, лишь только услышал, что такое озеро можно создать своими руками. Нужно насыпать земляную плотину, перегородить лог. Весной по логу потекут талые воды и, остановленные плотиной, наполнят собою озеро.

Мальчик трогает агронома за рукав и спрашивает:

— И купаться можно будет?

— Купаться? — переспрашивает Иван Захарович. — Где купаться?

— В нашем озере.

— Ах, в нашем озере — ну конечно!

Иван Захарович хлопает в ладоши, выражая собственный восторг.

— Плавать умеешь?

— Вообще-то умею, — отвечает Женька. — Только плохо!

— Научим. Отлично будешь плавать!

Мальчик вспомнил маленькую, тенистую подмосковную речушку, где купался каждое лето. Вместе с другими ребятами из деревни Рожки Женька уходил с утра пораньше на речку. Там ребята загорали, купались, учились плавать. Речушка узенькая, мелкая — самое глубокое место по пояс. Но ребята и там умудрялись нырять с коряги.

Агроном тоже погрузился в приятные воспоминания.

— Ведь я же из Крыма, — говорит Иван Захарович Женьке. — Слышал такой город-курорт Ялта? Там у нас Чёрное море — синее, тёплое, глубокое! Я ж там до самой зимы купаюсь. По набережной люди в шубах гуляют, а я — бултых в море и плыву! — И восклицает: — Неужто мы здесь озера собственного не соорудим, а?

— Соорудим, Захарыч, будь спокоен! — отвечает директор, вылезая из автомобиля, который уже въехал и остановился посреди машинного двора.

Вслед за взрослыми мальчик вылезает из «газика». Он смотрит, но не видит ни тракторов, ни комбайнов, ни другой сельскохозяйственной техники, собранной здесь, на совхозном машинном дворе. Его мысли в таинственной Ялте, где Иван Захарович купается в неизвестно каком море и брызги летят на укутанных в шубы людей. Но вот Женька перелетает на берег озера, окружённого кустами ольхи и плакучими ивами. По озеру плывут лодки, на бережку сидят рыболовы, и всё это — и озеро, и ивы, и рыболовы — здесь, в целинном посёлке центральной усадьбы совхоза «Молодёжный».

— Женька! Остаёшься или с нами едешь? — спрашивает Николай Сергеевич, снова усаживаясь в «газик».

Мальчик приходит в себя. Белёсое небо с высокими-высокими облаками. На горизонте они темнеют и кажутся не облаками, а грядой гор. Сколько взгляда хватает — степь, степь и степь. Орёл медленно кружит в небе, то растворяясь в ослепительном золоте солнца, то снова возникая, — словно неподвижно застывший комар в янтаре.

И нет никакого озера.

Женька с криком «Еду с вами!» бежит к автомобилю.

На утрамбованной земляной площадке стоят странные механизмы, напоминающие своими очертаниями скелеты каких-то очень древних доисторических животных, — маленькие головки, длинные, как у жирафов, шеи, длинные хвосты, лежащие на земле, точно хвосты кенгуру. Эти механизмы назывались веялками.

Хотя Николай Сергеевич и попытался объяснить сыну их устройство, мальчик не мог себе представить, какое же они имеют отношение к пшенице и вообще к урожаю.

Но вот началась уборка, и ток преобразился. Когда Женька и Маришка пришли сюда как-то утром, мальчик от удивления остановился. Всё здесь пришло в движение. Подъезжали грузовики, из кузовов которых на землю стекали, точно водопады, жёлтые потоки пшеничных зёрен. Кучи зерна возвышались и здесь и там, мужчины и женщины ворошили зерно деревянными лопатами. Работали веялки, отчего в свежем утреннем воздухе стоял лязг и грохот. Раздавались восклицания, крики, смех работающих на току людей, и это показывало, что настроение здесь царит праздничное.

Женька не сразу узнал Ольгу Георгиевну в стройной, ловкой женщине, которая, стоя возле золотой кучи зерна, освещённая косыми полосами утреннего солнца, деревянной лопатой перебрасывала пшеницу от её края к середине.

— Подойдём? — спросила Маришка и взяла брата за руку.

— Пошли, — ответил Женька, и дети несмело двинулись в сторону своей мамы.

Подойдя к веялке, ребята некоторое время смотрели, как резиновые лопатки транспортёра захватывают зерно и, двигаясь вверх по наклонной прямой, увлекают его порцию за порцией. И уже сверху, провеянное, очищенное от плевел, зерно высыпалось в кузов грузовика.

Ольга Георгиевна, пошевеливая лопатой, следила за тем, чтобы под лопатками транспортёра всегда была пшеница. Понаблюдав несколько минут, Женька совершенно разобрался в устройстве веялки.

Больше того, мальчик даже порывался подсказывать человеку, который время от времени, отбрасывая свою деревянную лопату, подходил к этим рычагам управления, чтобы приподнять транспортёр над кучей зерна или же, наоборот, опустить его пониже.

— Вот этот рычаг тяните! — кричал мальчик. — Поднимайте транспортёр!

В шуме, лязге и суматохе, царившей на току, никто не мог услышать Женькиных приказов. И тем не менее каждый раз мальчик оказывался прав. Точно по его распоряжению, к рычагам подходил тот самый человек, который управлял веялкой, и поступал именно так, как и требовал Женька. И каждый раз Женька хлопал в ладоши и кричал Маришке:

— Что я говорил!

Человек, управляющий веялкой, и Женьке и Маришке был хорошо знаком. Его звали Павел Бородин, и это именно его мускулатурой каждое утро любовался Женька.

Теперь мальчик мог наблюдать Павла Бородина в работе. Голое до пояса, загорелое тело блестело от пота, но не заметно было ни малейшего напряжения: своей деревянной лопатой Павел ворочал словно бы в шутку. Было удивительно, что он работает так легко, играючи, в то время как Ольга Георгиевна заметно устала, часто останавливалась, опершись о свою лопату, казавшуюся в её руках тяжёлой и неуклюжей.

Машина, в кузов которой ссыпалось зерно, отъехала, и, пока под веялку подруливал другой грузовик, работа приостановилась. Павел Бородин, вытирая рукой пот со лба, повернулся и увидел Женю.

— Салют Дроздову-младшему! Помогать пришёл?

— Да! — ответил Женька.

— И прекрасно! — обрадовался парень. — Уборочная страда, каждая пара рук на счету!