Жан-Франсуа Шаба - Дух из черной комнаты [litres]

– Мне потребуется твоя помощь, чтобы избавиться от таоракнаборстильсена. Один я не справлюсь, товарищ.

Монстр уже вовсю бился и ревел в багажнике «фиата». Мысль о том, чтобы вновь с ним сразиться, показалась мне не очень заманчивой.

– Освободи меня, – потребовала Жеронима, которая дергалась, тщетно пытаясь выбраться из колец растения.

– Беги! Зови на помощь! – сказала мама.

Легким движением крошечной лапки Тотор приказал растениям подняться чуть выше и закрыть пленницам рот.

– Davaï, Эдгар. Это займет совсем не много времени. Ты окажешь услугу своей семье. И обоим мирам. Заметь, я мог бы и тебя связать, но я этого не сделал.

– Немедленно освободи мою сестру и маму!

– Они бросятся на улицу и всем все расскажут. Это против правил. У меня записано в журнале.

Бонк!

На крышке багажника возникла выпуклая шишка.

Бонк! Бонк!

Еще две.

– К таоракнаборстильсену возвращаются силы, товарищ.

Я покосился на маму. Она возмущенно выкатила глаза, но совсем не могла пошевелиться.

– Поторопись, товарищ Эдгар. Если придет кто-нибудь еще, начнутся проблемы. Я не хочу связывать весь квартал.

Разве у меня был выбор? Если бы и я оказался связанным лианой, разве я сумел бы помочь маме и Жерониме?

Самым сильным в сложившейся ситуации был Федор Федорович Тоторский. Мне оставалось только подчиниться.

– Говори, что я должен сделать.

– Balchoïe spassiba! Возьми меня в левую руку. Нет, в левую – это важно! И пойди открой багажник.

– С ума сошел?

– Не беспокойся. Должно получиться.

– «Должно»?

– Bojemoï! Вы, люди, настоящие… как бы сказала твоя сестра? Бояки?

Задетый за живое, я подошел к «фиату-панде». Машина тряслась под яростными ударами таоракнаборстильсена. Я протянул правую руку к замку багажника.

– Секунду, товарищ. Наша цель – вновь добыть балетку.

– Ох, это уже наваждение какое-то. К тому же на этот раз у него было достаточно времени, чтобы ее надеть!

– Может, он не заметил ее в темноте.

– Вообще-то он немного пожил в темноте. Мне кажется, он неплохо там себя чувствует.

– Надо рискнуть.

– Еще одно надсмаркивание?

– Это было бы смехотворно! Нет, мы будем использовать намного более совершенный способ.

Сапфировый хомяк с умным видом поднял палец.

– Если я дотронусь до балетки, когда буду находиться в левой руке человека, возникнет химический феномен, который…

– Эдгар, сынок! Ты что тут делаешь?

Еще не обернувшись, я узнал голос отца. Он спускался по пандусу с улицы в гараж.

– В метро забастовка. Я забежал за мопедом. Его так пристегнули рядом с домом… А-а-а!

В его поле зрения попали сестра и мама, связанные, как колбаски.

– Девочки!!! Но кто кто что что?!?

Жеронима, словно орк, испускала из ноздрей пар. Мама мотала головой из стороны в сторону, как те собачки, которых ставят под стекло автомобиля.

– Я вас развяжу!

Федор Федорович Тоторский тяжело вздохнул, затем поднял лапки.

– А теперь, товарищ Эдгар, надо пошевеливаться.

Я напоследок взглянул на папу. Нос ему щекотал листок опутавшего его растения. Я чувствовал такую вину, что подошел и попытался оторвать этот листок. Но тот был твердый, словно из металла.

Бонк! Кряк!

В середине крышки багажника образовалась дыра. В ней показался бледный когтистый палец. Почетный корреспондент, сидевший в моей левой руке, подпрыгнул.

– Baran! Ты видишь, что происходит, пока мы теряем время!

Из дыры послышался такой пронзительный крик таоракнаборстильсена, что я зажал уши обеими руками. Тотор упал на пол. Раздался звук быстрых шагов. В гараж ворвались люди: мадам Н'Густро, торговавшая по соседству телефонами, продавец табачного киоска месье Лепетипон и даже полицейский в надетой задом наперед фуражке.

Русский хомяк, крайне раздраженный, зарычал, а из дырки в багажнике «фиата» высовывалась уже целая рука.

– У, – сказала мадам Н'Густро.

– И, – сказал месье Лепетипон.

– Национальная полиция! – сказал полицейский.

Федор Федорович Тоторский вяло поднял лапки и опустил их.

– Ай… У меня больше нет силы.

С жутким скрежетом дыра в багажнике расширилась, и из нее высунулась голова таоракнаборстильсена. За головой последовало туловище.

– Ваши… ваши документы! – промямлил полицейский, тщетно пытаясь (так дрожали его руки) вытащить оружие из кобуры.

Стоя на машине, чудовище вытянуло в стороны все свои руки; в неоновом свете поблескивала его зеленая куртка. Монстр захохотал. Это был не очень приятный звук – словно бросили лопату гравия в бак стиральной машины и включили ее на «отжим». Месье Лепетипон закрыл лицо руками и смотрел на происходящее сквозь пальцы, словно актриса, изображающая испуг, в черно-белом фильме ужасов.

– Йек! Фикситрит! Грязные людишки! Сейчас я вас…

– Стой, негодяй!

Я повернул голову. Я уже всякое перевидал за предыдущие несколько дней, но, увидев это, решил, что окончательно сбрендил: посреди гаража стоял зеленый мусорный бак. Он опять заговорил, и его крышка стала подниматься и опускаться в такт словам.

– Не бойтесь, смелые люди! Я здесь, чтобы защитить вас.

– Великий! – вскричал Федор Федорович Тоторский, и голос его задрожал от волнения и почтения.

– Э-э-э, выходите из машины, – сказал полицейский.

– Больдамак! – проорал таоракнаборстильсен.

И тут все замерли, превратились в статуи. Буквально. Монстр, мой папа, моя мама, Жеронима, продавщица телефонов, продавец из табачного ларька, полицейский, Тотор и я. Я мог думать и слышать, но мое тело было как каменное. Зеленый бак прохлопал своей крышкой:

– Замечательно. Так нам будет лучше видно. Не бойтесь, стеклянизация длится недолго.

Тон у бака был высокомерный, немного снисходительный, как у того, кто привык командовать.

– Федор Федорович, вы оказались не на высоте своего положения почетного корреспондента. Вы дали себя обойти. Вы заслуживаете, чтобы вас растрескали. Но Скрытый мир умеет быть великодушным: мы просто понизим вас в должности.

Я мог двигать только глазами и внимательно посмотрел на Тотора. Кажется, во взгляде хомяка проявился панический блеск.

– Что касается вас, людей, – я полагаю, вы будете мне вечно благодарны за то, что я вас спас от таоракнаборстильсена. Это нормально. Тем не менее… Тем не менее, поскольку у меня к вам нет никакого доверия, я очищу вашу память за последние сорок восемь… нет, семьдесят два часа. Однако это работает только у взрослых, а я вижу, что здесь есть дети. Не следует ли растрескать и их? Не слишком ли они хвастливы, смогут ли они держать язык за зубами, эти маленькие негодяи? Не станут ли они… как у вас говорят? «Бахвалиться на переменках», потому что я не смог… как у вас говорят? «Удалить их историю»?