Джей Барридж - Тайна дерева-храма [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Ответ Би услышать не успела: abuelas издали несколько криков, от которых задрожала земля и все вокруг завибрировало.

— Наши abuelas призывают птенцов, — объяснил Поппо Мигель.

Би смотрела на изрезанную глубокими морщинами кожу старых брахиозаврих, которые осторожно ходили по поляне и кричали, вытягивая толстые шеи. Выглядели они величественно.

— Почему вы называете их abuelas ? — спросил Картер.

— Потому что они бабушки, — ответил Поппо Мигель. — Старые самки присматривают за кладкой яиц, а потом за птенцами, когда те вылупятся. Вся забота о яйцах лежит на них. Если бы все родители оставались тут, они бы объели все джунгли вокруг поляны и тогда птенцам было бы нечего есть. Когда на голове у птенцов вырастают остроконечные шипы-гребни, бабушкам с ними уже не справиться, и их забирают родители.

— Прямо как у нас с подростками, — пробормотал Теодор себе под нос.

Би и Картер заметили, как маленькие брахио набрались храбрости и высунулись из своих укрытий в джунглях. Самые смелые один за другим вышли на поляну, но, заметив поблизости людей, громко закричали, предупреждая остальных.

— Похоже, эти дикие брахио никогда не видели людей, не то что Бадж. Возможно, он тоже считает себя человеком, — сказал Теодор, разглядывая птенцов.

Из джунглей вышли и другие птенцы. Они остановились на опушке, а потом осторожно приблизились к дереву. У старшего уже вырос на голове гребень из шипов. Поворачивая голову, он поочередно обнюхал всех людей. А они, пораженные количеством и размерами завров, стояли как вкопанные — но не боялись их. Бадж обрадовался и пришел в игривое настроение, но одна из бабушек, заметив это, мягко успокоила его шлепками по хвосту.

Поппо Мигель попросил Теодора помочь отнести Хавьера, и они положили мальчика в самую длинную борозду. Би принесла немного свежих листьев папоротника, из которых они сделали для Хавьера собственное гнездо и, отступив назад, стали смотреть, что произойдет дальше.

Маленькие брахио и abuelas сгрудились вокруг мальчика и на какое-то время загородили его. Слышалось лишь тихое чмоканье — завры вылизывали его с ног до головы.

— Это помогает лишь тем, кто в детстве прошел ритуал, — объяснил Поппо Мигель. — Для остальных не будет никакого эффекта. В слюне завров есть что-то особенное, и это передается младенцу и делает его заврочеловеком на всю жизнь.

— У меня тоже так было! — воскликнул Картер. — Клан тенезавров забрал меня к себе и очень долго держал в гнезде. Это был единственный дом, какой я знал. Потом я научился выползать из него.

— Неудивительно, что у тебя такой сильный дар общения с заврами, — заметил Поппо Мигель.

— Я отнес тебя туда, когда тебя ранили, — сказал Картер Теодору. — Просто я решил, что если гнездо всегда исцеляло меня, то оно исцелит и тебя.

— Оно и в самом деле меня вылечило, — ответил Теодор. Он покрутил рукой и посмотрел на нее оценивающим взглядом. — Тогда я даже не мог поверить — так быстро все зажило. Я слабо помню, как проснулся, а меня облизывают тенезавры — хотя тогда я решил, что они хотят меня сожрать!

— Я сразу, как только тебя увидел, понял, что ты заврочеловек, — добавил Поппо Мигель, — хотя и чувствовал, что ты долго не верил в это. — Ты до сих пор сомневаешься?

— Мне иногда напоминают об этом, да и я сам чувствую силу моего ключ-камня. Я ощущал связь с некоторыми заврами — но как я могу быть заврочеловеком? Ведь я родился в лондонском Ист-Энде, а не в джунглях возле священного дерева. Свою мудрость мне никто не передавал, а ключ-камень мне дал Сидней Браунли, дед Би и Картера. Он был мудрым и показал мне пример, как быть человеком — но не заврочеловеком.

— Все это не имеет значения, — мягко возразил старик. — Чтобы быть настоящим заврочеловеком — таким, кто может использовать свои способности исцелять, — надо быть связанным с заврами с рождения.

— Мой отец резал завров на мясо — это был его бизнес. Он с ними не церемонился, — с горечью сообщил Теодор. — Он был торговцем мясом завров, а не целителем и не колдуном.

Поппо Мигель покачал головой.

— Дай я объясню тебе, что я знаю, — сказал он с тяжелым вздохом. — Только у чистопородных диких завров есть в железах те важные микроорганизмы, которые они передают своему потомству — вылизывая их и скармливая им пищу, которую отрыгивают. То же самое происходит у многих завров, птиц и рептилий. Все они принадлежат к древнейшим видам на Земле; чтобы уцелеть, они эволюционировали и пережили все другие виды, которые появлялись и исчезали.

— А как же завры, выращенные на фермах? Почему у них в железах нет специальных микроорганизмов? — спросила Би.

— Почти все животные, которых держат на фермах, лишены контакта с родителями. Когда ты берешь яйца из гнезда завра и помещаешь их в инкубатор, ты нарушаешь эту связь. Таких птенцов родители не вылизывают и не кормят.

Теодор кивнул:

— На фермах у животных жизнь короче и хуже.

— Если то, что ты сказал, правда, — Поппо Мигель показал на Теодора, — и ты действительно исцелился в гнезде тенезавров, значит, завры облизывали тебя, когда ты был младенцем.

Теодор покачал было головой, но остановился.

— Подождите-ка, — начал он. — Если подумать, то… — Он опустился на колени и погрузился в раздумья.

Продолжил он не сразу, а когда заговорил, голос его дрожал от избытка чувств.

— Мой отец никогда не позволял мне это забыть… — нерешительно начал он. — Говорили, что у моей матери были трудные роды. Она измучилась и думала, что не выживет. Она так и не смогла меня родить — случилось какое-то осложнение, и докторам пришлось ее разрезать… Она умерла, так и не увидев меня. — Теодор отвернулся. — Старшие братья упрекали меня, говоря, что это мне надо было умереть, а не ей, и что если бы не я, мать была бы жива. Кажется, там был еще один ребенок — это он застрял, и поэтому ни моя мать, ни он не выжили.

Би ласково погладила крестного по спине.

— Отец терпеть меня не мог. Мои братья спали наверху, над мясной лавкой, а мое место было внизу, возле старого ледника. Я спал возле фалоксов — Чемпиона, а до этого Леди, моей любимицы. Бывали времена, когда… — он помолчал, подыскивая подходящие слова, — когда завры считали меня своим — в отличие от моей семьи. Вероятно, они облизывали меня, когда я был младенцем.

— Значит, мы все-таки не очень отличаемся, верно? — усмехнулся Поппо Мигель.

Весь следующий день Хавьер, пока заживала его голень, спал в гнезде. Би дежурила возле него и, пользуясь передышкой, листала сделанные Грейс зарисовки и обдумывала все, что узнала за последнее время.