Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

«Может, на самом деле в этой школе учатся инопланетяне или уж очень правильные вундеркинды», — подумал он. вайся, — указал на стул директор.

В этом огромном кабинете с высоченным потолком, огромными окнами Ларин почувствовал себя совсем маленьким, беспомощным ребёнком. Он отодвинул тяжёлый стул, уселся, положил руки на стол.

— Ты убежал из дому? — строго произнёс Илья Данилович.

— Да, — признался мальчик.

— Это не очень хороший поступок, ведь тебя, наверное, ищут. Ты никому не хочешь сообщить, где находишься?

— Это будет зависеть от результатов нашего с вами разговора, Илья Данилович, — произнёс Пётр Ларин и сам удивился, как по-взрослому он построил фразу.

Кончики губ директора слегка приподнялись вверх, а глаза за стёклами очков сузились, и под очками прорисовались лучики морщинок.

— Ив чём же будет заключаться наш разговор, молодой человек?

Пётр передёрнул плечами, сцепил пальцы рук так, как это делала Соня Туманова.

— Я не хочу учиться в своей школе. Мне там очень плохо и одиноко. У меня там нет ни одного друга, ни одного человека, который меня понимает.

— А откуда у тебя такая уверенность, Ларин Пётр, что здесь тебя поймут? И откуда тебе известно о существовании этой школы?

— В газете прочитал.

С лица директора мгновенно сползла добродушная улыбка, а прямо над переносицей возникла вертикальная складка.

— Это в вашей нехорошей школе научили тебя врать?

— Простите, — выдавил из себя Пётр.

— Давай говорить как взрослые. Если один человек обращается к другому с какой-нибудь просьбой, он должен быть искренним. Ты убежал из дому; возможно, у тебя есть на это веские причины. В нашей школе свои правила, и мы не можем брать всех, кто хочет здесь учиться.

— Это что, очень дорого?

— Оплата здесь ни при чём. Здесь учатся одарённые дети. Чем ты можешь блеснуть, Ларин Пётр? Может быть, ты музыкант или художник, пишешь стихи или сказки?

Пётр Ларин побледнел: никаких очевидных талантов у него не было.

— Я умею играть на фортепьяно, но не очень хорошо, хотя слух у меня есть.

— Можешь продемонстрировать?

Мальчик огляделся, но инструмента в кабинете директора не увидел.

— Сейчас, — вставая из-за стола, сказал Илья Данилович.

Он подошёл к стене и ловко, словно открывал дверь в купе, отодвинул панель. За простенком стояло старинное пианино, резное, инкрустированное лунным камнем, с бронзовыми бра по бокам. В подсвечниках даже оказались свечи с оплывшим воском.

«Графское, должно быть», — подумал Пётр и, робея, подошёл к инструменту.

Он умел играть одну-единственную вещь — мелодию из музыкальной шкатулки с балериной и оловянным солдатиком на одной ноге. Мама была прекрасной пианисткой, и мальчик заучил мелодию механически.

Ларин сел, поднял крышку и уверенно нажал правой ногой бронзовую педаль, а затем опустил пальцы на клавиши. Он сыграл, ни разу не сбившись, ничего не перепутав. Когда последний аккорд ещё звучал, Пётр с облегчением опустил руки на колени.

— А вот это сможешь? — перед глазами мальчика появились ноты.

— Я не умею играть по нотам, — признался Пётр, — а эту мелодию меня научила играть мама. Это была её любимая мелодия.

— Почему была? — заглянув в глаза мальчику, спросил директор.

— У меня мама пропала. А папа погиб совсем недавно.

Илья Данилович почувствовал, что мальчик очень волнуется. Он заметил, как начали дрожать его пальцы, как глаза стали влажными, вот-вот по щекам покатятся слёзы, а на лбу выступили капельки пота.

— Понимаешь, Пётр Ларин, я не могу тебя взять в нашу школу. Мы принимаем только одарённых детей, очень одарённых. Ты замечательный мальчик, умный и добрый, но извини, я не могу нарушить правила. Для того чтобы учиться в этой школе, у тебя должен быть какой-нибудь талант.

Пётр Ларин развернулся на вертящемся стульчике лицом к двери и шёпотом произнёс, глядя на дверь, которая вдруг стала для него прозрачной:

— А почему они нас подслушивают?

— Кто? — шёпотом поинтересовался Илья Данилович, не сразу догадавшись, о чём говорит мальчик.

— Мужчина в спортивном костюме и женщина с белыми волосами.

Илья Данилович на цыпочках обошёл письменный стол, приблизился к двери и резко распахнул её.

— Ой! — вскрикнула женщина с белыми волосами, отскакивая от двери. Мужчина в синем спортивном костюме быстро зашагал по коридору.

— Изольда Германовна, вы уже получили учебники по английскому?

Преподавательница с белыми волосами покраснела и смущённо закивала.

— Да, спасибо, — сказал Илья Данилович, закрывая дверь.

Сейчас он смотрел на Ларина совсем по-другому. Он приблизился к мальчику, приподнял очки на лоб.

— Ты хочешь сказать, что знал, что они стоят за дверью и подслушивают?

— Нет, я случайно увидел.

— Через дубовую дверь?

— У меня это иногда бывает, когда очень волнуюсь и чего-то очень жду.

— Кто тебя этому научил?

— Никто, это происходит само собой. А ещё я могу проходить через турникет в метро.

— Я тоже могу проходить через турникет в метро! Бросаю жетон и прохожу.

— А я не бросаю жетон, не вставляю проездной билет.

— Так что, ты пользуешься своим даром в корыстных целях?

— Нет, — отрицательно затряс головой Пётр. — Мама говорила, что если очень нужно, то можно.

Илья Данилович всё ещё сомневался. И мальчик это почувствовал. Он так крепко сцепил перед собой пальцы, что хрустнули и побелели суставы. Зажмурил глаза, несколько раз качнулся.

— Наталья Ивановна сейчас готовит куриные котлеты и варит компот из слив. Серый кот вошёл на кухню и намеревается стянуть кусок мяса, а Наталья Ивановна не видит. Как бы её предупредить? А, поздно уже, — расцепив пальцы и выдохнув из себя весь воздух, сказал мальчик.

— Пойдём-ка со мной, — Илья Данилович обнял мальчика за плечи, и они вдвоём быстро зашагали по пустому коридору.

Когда они обошли здание, огромный серый кот лежал на крыльце и пожирал куриное крыло. Илья Данилович остановился, укоризненно покачал головой, погрозил коту указательным пальцем.

Хозяин опустился на корточки перед котом и укоризненно сказал:

— Я тебе сколько раз говорил, воровать — последнее дело! Ведь попросить же можно!

В полдень Илья Данилович Преображенский снова пригласил мальчика в свой кабинет.

— Я долго думал, — начал директор школы, — как с тобой поступить, Ларин Пётр.

Ларин стоял посреди кабинета, сердце бешено колотилось в груди. Он понимал: сейчас решается его судьба, от слов директора зависит будущее.