Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

Изольда кивнула, давая Ларину понять, что разговор окончен. Петру хотелось нагнуться, подхватить злосчастную шишку и спрятать её в карман. Но училка не сводила с неё глаз. Шишка так и осталась лежать на тропинке.

Изольда Германовна проводила Ларина взглядом, презрительно хмыкнула и зашагала прочь. Пётр злился на себя, злился на училку.

«Неужели она специально хотела сделать мне больно? — думал он, — наверняка же знает, что у меня нет родителей, а говорит… они должны воспитывать. Хотя насчет глупостей я с ней не согласен».

В воздухе послышался шелест крыльев. Ларин вздрогнул, когда ему на плечо опустилась ворона. Птица, склонив голову, заглянула ему в глаза и негромко каркнула.

— Клара, — узнал Пётр пернатую подружку Сони Тумановой, — что, скучно тебе стало? Хозяйка на выходные уехала? Мне даже угостить тебя нечем.

Ворона продолжала смотреть мальчику в глаза.

— Карр, — зычно молвила птица.

— Ну нет у меня для тебя ничего. Ты уж извини, если бы знал, что встречусь с тобой, я бы припас.

— Карр, — на этот раз Клара каркнула немного иначе, словно хотела что-то сказать.

— Не знаю я твоего языка.

И тут Клара приподняла крыло, оттопырила его — так человек поднимает руку, когда хочет что-то показать. Ларин поднял глаза.

В конце аллейки стояла Соня, девочка улыбалась, приветливо, радостно, её улыбка буквально лучилась светом. Пётр прибавил шагу.

— Так вот о чём ты хотела сказать мне.

Когда до Тумановой оставалось шагов десять, птица шумно сорвалась с плеча мальчика и перелетела к хозяйке. Соня погладила Клару по взъерошенной головке.

— Ты, Клара, конечно, мудрая птица, но такая неаккуратная, — вздохнула девочка, — некому тебя причесать. Привет, — она подала Петру руку.

— Привет.

— Изольда взялась тебя жизни учить?

— Да уж, — вздохнул Ларин.

— На то она и училка, чтобы учить.

— Сказала, что глупости делают только глупые люди.

Соня засмеялась, её смех казался таким же золотым, как и лучи осеннего солнца.

— Ерунда это. Глупости можно и даже нужно делать.

— А ты почему не уехала? — удивился Ларин. — У тебя же родители в Питере живут. Я думал, тебя ещё вчера забрали.

— Эх, ты думал… Ты меня даже за завтраком в столовой не заметил. Сидел, ковырял вилкой свою запеканку, по сторонам не смотрел. Я хотела подойти, поздороваться, а потом, думаю: «Наверно, видеть меня не хочешь…»

— Да ты что? Я тебя всегда рад видеть. Ведь это ты меня в школу привела.

— Никуда я тебя не приводила. Сам пришёл. Не выдумывай. — На щеках у Сони появился румянец.

Клара решила напомнить о своём существовании, она взяла в клюв прядь волос девочки и легонько дёрнула.

— Да, я совсем забыла о тебе, — спохватилась Софья Туманова.

— Так почему ты не уехала в Питер?

— Родители заняты, — произнесла Соня, — не получилось у них встретиться со мной.

Ей не хотелось продолжать разговор на эту тему. Мальчик и девочка вышли к большой клумбе. Посредине клумбы высился огромный валун со стесанным верхом. В самый центр камня был воткнут позеленевший от времени штырь, а по окружности от него шли старые, заросшие мхом насечки. Солнечные часы были почти единственным украшением, оставшимся от старого графского парка, если не считать постаментов от разрушенных скульптур.

— Сколько времени сейчас, и не поймёшь, — проговорил Ларин, всматриваясь в неровную тень, лёгшую на заросли мха.

Он уже хотел посмотреть на циферблат электронных часов, как Соня остановила его:

— Часы могут показывать и неправильное время, такое, как во всём остальном мире, но мы-то с тобой живём по волшебному времени. Оно течёт в школе, и бывает, когда некому за ним следить — в выходные, очень сильно отличается от того, какое показывают наручные часы.

Девочка пальцами подцепила и отбросила наросший мох, и тень точно легла на римскую цифру два.

— Вот видишь. Твои часы сколько показывают?

— Половину второго, — глянул на циферблат Ларин.

— Они у тебя электронные, потому и ошибаются. Пришло время обедать. Если не успеем в столовую, то останемся голодными до самого вечера.

Дети побежали.

— Почему ты думаешь, что электронные часы могут ошибаться?

— Знаю.

— Но если весь остальной мир живёт по ним, то почему ты считаешь, что «солнечное время» нас не обманет?

— Ещё не родился человек, способный остановить движение Солнца. Задержать — да. Ты больше не спрашивай у меня про всякие глупости.

— Соня, рядом с тобой я чувствую себя таким неумелым…

— Вот поэтому я и прошу тебя — не спрашивай. Придёт время — сам всё поймёшь.

Прошло две недели. Пётр Ларин упорно постигал азы специальных предметов, а также довольно успешно изучал всё то, что изучают пятиклассники во всех школах. Решал задачи, писал изложения, вместе со всеми пел, рисовал и лепил, занимался математикой. Он уже знал всех учеников школы, с некоторыми, как ему казалось, подружился. Чувство одиночества, преследовавшее мальчика в последнее время, исчезло. Учителя и ученики специальной школы для одарённых детей приняли его в свою семью как равного. Учителя уже не делали скидку на то, что он новичок, спрашивали со всей строгостью и задавали уроков на дом не меньше, чем остальным, а иногда даже больше, чтобы догнал других по специальным предметам.

Он привык к распорядку закрытого учебного заведения. Здесь существовали свои неписаные законы. Невозможно было соврать, потому что любая ложь сразу же раскрывалась, нельзя было прийти на урок с невыполненным домашним заданием. Учителя могли это сразу определить.

Теперь Пётр уже понимал, почему школа чистая, почему на стенах нет надписей, клякс, а вся мебель словно только-только из магазина — ни царапины, ни пятнышка. Но в общем мальчишки здесь были такие же, как и везде. Они играли в футбол, иногда злились друг на друга, давали друг другу клички, дрались, дёргали девочек за косички, отправляли записки с признаниями в любви.

Но вот однажды Ларина вызвал к себе в кабинет Илья Данилович. Мальчик вошёл. Перед директором лежал на столе исписанный лист бумаги. Директор поднял руку, и Пётр догадался: сейчас в ней окажется остро отточенный карандаш.

— Ты делаешь успехи. Я разговаривал с преподавателями, смотрел классные журналы. Я не жалею, что взял тебя в школу. С ребятами, как я понимаю, отношения у тебя хорошие?

— Да, — сказал Ларин.

— Тебе лучше, чем в той школе, где ты учился раньше?