Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

— Снег! Снег! — закричали все дети и принялись хлопать в ладоши.

Софья взяла со своей тарелки снежок и сказала:

— Ах ты, Ларин! Вот тебе! — и бросила снежком в мальчика.

Пётр не стал уклоняться, он специально хотел, чтобы снежок попал в него. В ответ он захохотал, Софья тоже громко засмеялась. И чем больше дети веселились, тем яснее становился взгляд Тумановой.

— Ребята, снег на улице! Зима началась. Вперёд, на улицу!

Учитель физкультуры хотел было остановить детей, но затем в его взгляде засверкали какие-то искорки, а неулыбчивое лицо преобразилось, даже на щеках выступил румянец. И ребята гурьбой, не обратив внимания на охранника, который стоял в дверях широко расставив ноги, бросились к выходу. Они лезли ему под руки, а Шубин умудрился вщемиться между широко расставленными ногами охранника. Охранник потерял равновесие и упал. И тоже засмеялся.

Все высыпали во двор. Снег был нетронутым, сиял идеальной белизной. Лишь кое-где на нём были лапки птичьих следов. Клара топталась спозаранку у крыльца, ожидая свою подругу Туманову. Но та не вышла, и умная птица улетела по своим делам.

Дети принялись швыряться снегом, гоняться друг за другом, толкаться.

Директриса, расплющив и без того некрасивое лицо о стекло, смотрела во двор. Она что-то шептала, бормотала, но понимала, что в данной ситуации изменить ничего не сможет. Дети сейчас неуправляемые, кричи на них, топай ногами, они всё равно будут сходить с ума, носиться друг за другом и швыряться снегом.

Один снежок, то ли брошенный кем-то специально, то ли случайно, ударился о стекло, за которым стояла директриса. Людмила Афанасьевна отпрянула, её пальцы сжались в кулаки, а ногти, как будто когти хищной птицы, впились в ладонь.

— Я вам ещё устрою! — прошептала она.

Примерно с таким же выражением лица смотрела на всё происходящее и Изольда Германовна. Она даже окно закрыла, изменив всегдашней привычке, потому что её невероятно раздражали и выводили из себя радостные крики детворы.

Директриса умела ждать. И когда дети, вдоволь наигравшись, вспомнили о том, что они должны учиться, Шмель спустилась на первый этаж. В руках у неё была длинная чёрная линейка. Розовощёкие, мокрые, смеющиеся, дети входили в школу, но, как только они сталкивались взглядом с Людмилой Афанасьевной, тут же их лица делались грустными, улыбки исчезали.

— Так вот как вы выполняете моё распоряжение! Очень хорошо, — с металлом в голосе сказала директриса, — с сегодняшнего дня все ваши проделки, а также нарушения режима я буду запоминать. Я вас научу соблюдать порядок. А если кому-то не нравятся новые правила… — и директриса школы бросила красноречивый взгляд на дверь, ведущую на улицу, тем самым давая понять, что церемониться не станет.

Пётр, который затеял всю возню со снегом на улице и первым принёс снег в школу, прошёл рядом с директрисой с высоко поднятой головой.

«Молодец, — подумала про себя Шмель, — вот такой мне и нужен. Если ты будешь тюхлей, ты ничего сделать не сможешь и за тобой никто не пойдёт. А такой, — она посмотрела в спину удаляющемуся Ларину, — а такой может весь мир перевернуть».

Туманова шла рядом с Лариным. Щёки у неё были ещё румяными, да и глаза не погасли.

— А ты что, её совсем не боишься? — спросила она, прикоснувшись к плечу мальчика.

— Боюсь, — честно признался Ларин, — но надо преодолевать страх.

— Спасибо тебе, — сказала Софья, сжимая руку Петра. — Ты меня спас. А то я словно провалилась в какое-то болото и выбраться из него hq могла.

— Она тебя загипнотизировала. Но ничего, мы ей ещё устроим!

Когда дети разошлись по классам, директриса вызвала в свой кабинет вначале учителя физкультуры, а затем охранника Дмитрия. Первым вошёл Спартак Кимович. Директриса стояла у письменного стола, держала в левой руке указку остриём вверх, как часовой держит копьё.

— Как вы объясните то, что произошло сегодня утром? Я к вам хорошо отношусь, Спартак Кимович, я очень ценю то, что вы делаете. Меня радует то, что вы заняли мою позицию.

Спартак Кимович развёл руки в стороны. Сейчас из грозного, воинственного самурая он превратился в обыкновенного учителя или, точнее, в ученика, которого распекает строгий учитель.

— Как я, по-вашему, должна реагировать на подобные проделки? Кто всё это начал?

Спартак Кимович опустил голову:

— Знаете, Людмила Афанасьевна, признаться, я даже не заметил, кто начал первым.

— А для чего вы находились в столовой? Вы должны всё замечать, а потом мне докладывать. Для чего вы там стояли?

— Следил за порядком.

— И что, по-вашему, порядок восторжествовал? Так вот нет, — она стукнула указкой по столу, причём так резко, что учитель физкультуры дёрнулся и отскочил на шаг в сторону. — Что-то вы такой пугливый, Спартак Кимович? А мне говорили, что вы большой мастер восточных единоборств.

— Преувеличивали.

— А я подумывала предложить вам повышение, но, смотрю, рановато ещё. Вы не слишком хорошо справляетесь со своими обязанностями. Кто всё-таки начал? — сурово спросила директриса.

— Я не заметил.

— Может, Шубин? — задала наводящий вопрос директриса.

— Нет-нет, вроде бы не он.

— Тогда кто, Ларин?

— Я стоял вполоборота, смотрел в окно.

— Почему вы никого не остановили, когда все побежали из столовой?

— Я растерялся, — соврал Спартак Кимович, и его лицо приобрело извиняющееся выражение.

— Вы растерялись? — директриса склонила голову набок, пробуравила глазами фигуру учителя, словно пыталась взглядом пригвоздить его к стене. — Давайте договоримся, — голос директрисы стал немного мягче.

— Слушаю вас.

— Я хочу попросить вас, Спартак Кимович. Вы находитесь постоянно с детьми, слышите, о чём они говорят, замечаете, что делают, — учитель физкультуры кивнул. — Так вот, я прошу вас каждый вечер заходить ко мне в кабинет. Не стесняйтесь, я вас даже вызывать не буду. Обо всём, что увидели или услышали, говорите мне без утайки. А я вам буду благодарна. Я бы вас, конечно, не просила об этой услуге, но вы же сами видите, какой пошёл разброд и шатание во вверенной мне школе. Дети позволяют себе вольности, совсем от рук отбились. Их надо приструнить, надо держать… — директриса подумала, но не произнесла фразу «в ежовых рукавицах».

Физрук продолжал кивать головой, и директрисе не понравилась подобная угодливость учителя.

— Что вы, как китайский болванчик, головой трясёте?! — Спартак Кимович замер. — Так вы меня поняли?

— Да, — сказал он. — Смею надеяться.

Но договорить ему Людмила Афанасьевна не дала:

— Всё будет зависеть от вашего старания. Будет результат — будет и вознаграждение. Вы же знаете, я слов на ветер не бросаю. Свободны, Спартак Кимович. И скажите охраннику, пусть зайдёт. Кажется, его Дмитрий зовут?