Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка [изд-во Махаон]

— Речь не об этом, мистер Монстер, — отозвался Огден. — Это было ничем не спровоцированное нападение на беззащитного...

— А я враз почуял, что ты любитель мугродья, едва ты вошёл, — гадко ухмыльнулся Монстер и ещё раз плюнул на пол.

— Такой разговор контрпродуктивен, — решительно заявил Огден. — Поведение вашего сына доказывает, что он нисколько не раскаивается. — Огден опять заглянул в пергамент. — Морфин должен явиться на слушание четырнадцатого сентября и ответить на обвинение в использовании магии на глазах у мугла и причинении ему физического и морального уще...

Огден осёкся. С улицы послышался звонкий цокот копыт и громкие весёлые голоса. Очевидно, дорога в деревню проходила вблизи от дома. Монстер широко раскрыл глаза и замер, прислушиваясь. Морфин алчно зашипел и повернул голову к окну. Меропа подняла голову. Гарри заметил, что она побелела как мел.

— Ах, какое убожество! — прозвенел девичий голосок так отчётливо, словно его обладательница стояла прямо в комнате. — Том, почему твой отец не прикажет снести эту лачугу?

— Она не наша, — ответил юношеский голос. — По ту сторону дороги всё принадлежит нам, а здесь живёт нищий старикашка Монстер и его дети. Сынок, кстати, полный псих. Слышала бы ты, что про него рассказывают в деревне...

Девушка рассмеялась. Цокот копыт становился всё громче. Морфин дёрнулся, собираясь встать с кресла.

— Сиди, — предупредил его отец на серпентарго.

— Том, — девичий голосок звучал очень близко; видимо, они уже были напротив дома, — может, я ошибаюсь... но, кажется, к двери кто-то прибил змею...

— Святые небеса, и правда! — ответил юноша. — Наверное, сынок; я же говорю, у него с головой не в порядке. Не смотри туда, Сесилия, дорогая.

Цокот стал удаляться.

— «Дорогая», — прошептал Морфин сестре на серпентарго. — «Дорогая», так он её назвал. Значит, всё равно он тебя не возьмёт.

Меропа совсем побелела. Гарри боялся, что она вот-вот упадёт в обморок.

— Что такое? — вмешался Монстер. Он тоже говорил на серпентарго, переводя взгляд с сына на дочь. — О чём ты, Морфин?

— Она любит глазеть на этого мугла, — злорадно ответил Морфин, глядя на сестру, которая от страха остолбенела. — Вечно торчит в саду, когда он проезжает, пялится сквозь изгородь. А ночью...

Меропа умоляюще вскинула голову, но Морфин безжалостно продолжал:

— Чуть из окна не вывалилась, всё ждала, когда он проедет домой!

— Смотрела из окна на мугла? — тихо проговорил Монстер.

Монстеры начисто забыли про Огдена. Тот в раздражённом изумлении следил за новым всплеском непонятного шипа и хрипа.

— Это правда? — помертвевшим голосом спросил Монстер и сделал пару шагов к испуганной дочери. — Моя дочь... семя Салазара Слизерина... сохнет по грязнокровому муглу?

Меропа, не в силах произнести ни слова, отчаянно затрясла головой и вжалась в стену.

— Но уж я ему показал, отец! — захехекал Морфин. — Подстерёг, когда он проезжал! С прыщами он уже не такой красавчик, верно, Меропа?

— Ах ты паршивая шваха, ах ты грязная предательница! — не владея собой, взревел Монстер и обхватил руками горло дочери.

Огден и Гарри хором завопили: «Нет!» Огден поднял волшебную палочку и выкрикнул:

— Релашио!

Монстер отлетел от дочери, задел стул и упал на спину. Морфин с яростным воем вскочил с кресла и ринулся на Огдена, потрясая окровавленным ножом и паля во все стороны заклинаниями.

Огдену оставалось только спасать свою жизнь. Думбльдор махнул рукой — мол, надо идти за ним; Гарри повиновался. Им вслед неслись крики Меропы.

Огден, прикрывая руками голову, понёсся по тропинке, выскочил на дорогу и столкнулся с лоснящимся гнедым скакуном, на котором сидел очень красивый темноволосый юноша. Он и хорошенькая девушка, ехавшая рядом на серой лошади, громко расхохотались. Огден, с ног до головы в пыли, отлетел от лошадиного бока и помчался дальше. Он бежал, не разбирая дороги, и полы его сюртука развевались.

— Думаю, этого достаточно, Гарри, — сказал Думбльдор, взял Гарри под локоть и легонько потянул. Они невесомо проскользили сквозь тьму и приземлились в кабинете. Там уже сгустились сумерки. Думбльдор мановением палочки зажёг лампы, и Гарри сразу спросил:

— Что случилось с девушкой? Меропой или как её там?

— О, ничего страшного, — ответил Думбльдор. Он уселся за письменный стол и жестом пригласил Гарри последовать своему примеру. — Огден аппарировал в министерство и буквально через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин с отцом дрались, но их одолели и забрали из дома. Впоследствии Мудрейх приговорил их к заключению в Азкабан. Морфин, за которым уже числился ряд нападений на муглов, получил три года. Ярволо ранил, кроме Огдена, нескольких министерских служащих, и получил шесть месяцев.

— Ярволо? — изумлённо повторил Гарри.

— Совершенно верно. — Думбльдор одобрительно улыбнулся. — Рад, что это не ускользнуло от твоего внимания.

— То есть этот старик...

— Дед Вольдеморта, — кивнул Думбльдор. — Ярволо, его сын Морфин и дочь Меропа были последними представителями семейства Монстеров, очень древнего колдовского рода, знаменитого редкой жестокостью и многочисленными психическими болезнями — следствием привычки заключать браки между кузенами и кузинами. Отсутствие здравого смысла в сочетании с большой любовью к роскоши привели к тому, что семейное состояние было промотано ещё за несколько поколений до Ярволо. Он, как ты сам видел, оказался в полной нищете — в придачу к весьма дурному характеру, фантастической гордыне и самовлюблённости да парочке фамильных ценностей, которыми он дорожил не меньше, чем сыном, и гораздо больше, чем дочерью.

— Значит, Меропа, — Гарри подался вперёд и пристально посмотрел на Думбльдора, — Меропа... Сэр, значит, она... мать Вольдеморта?

— Да, — кивнул Думбльдор. — И нам посчастливилось мельком увидеть его отца. Ты заметил?

— Мугл, на которого напал Морфин? Человек на коне?

— Замечательно, — просиял Думбльдор. — Да, то был Том Реддль-старший, красавец-мугл, имевший обыкновение проезжать мимо домика Монстеров. Меропа питала к нему тайную жгучую страсть.

— И они поженились? — недоверчиво спросил Гарри, не в силах представить себе менее подходящей пары.

— Ты, кажется, забыл, — сказал Думбльдор, — что Меропа была ведьмой. Вряд ли она могла выгодно продемонстрировать свои колдовские способности при тиране-отце. Но, когда Ярволо и Морфин угодили в Азкабан, она впервые за восемнадцать лет оказалась свободна и наверняка решила воспользоваться тем, что умела, дабы изменить свою несчастную жизнь. Догадываешься, как Меропа заставила Тома Реддля влюбиться в неё и забыть подругу-муглянку?