Аннет Схап - Лампёшка

— Рыб! — кричит Лампёшка против ветра. — Может, поплывёшь вперёд, глянешь на маяк, проверишь, там ли… там ли…

Ветер уносит, развеивает её слова над водой. Парочка долетает до Рыба, он машет в ответ:

— Хорошо, плыву!

— Рыб! — кричит она. — Скажи, что… Скажи…

Но его уже нет.

Перед глазами качается горизонт: выше-ниже-выше. В ушах свистит ветер:

— Какая встреча! — воет он. — Мы ведь знакомы? Помнишь меня? Опять пришла поиграть, дочка смотрителя?

— Мистер Ватерман! Мистер Ватерман!

Август как раз присел на ступеньку отдышаться. Чёртова нога! Он так и не привык, что её нет, до сих пор вздрагивает, глянув вниз, а ведь минуло уже столько лет. Там была его ступня, там должны быть пальцы.

Шериф — этакая свинья! — забрал его трость, его удобную, надёжную трость, пришлось приспособить вместо неё завалявшуюся в доме полусгнившую корягу, которая едва выдерживает его вес.

— Да-да, — звучит у него в голове. — Сам виноват, нечего было поднимать ту трость на собственного ребёнка…

— А-а-а! Прикуси язык, сейчас же! — кричит он собственной голове.

— Мистер Ватерман, вам опять письмо. Думаю, вам обязательно надо…

Он встаёт, коряга гнётся, почти ломается. Вечно здесь всё ломается — это неуёмный морской ветер виноват. Это он жрёт древесину. Брусья, которыми забили вход, тоже: если их толкнуть, дверь вполне можно приоткрыть. Шерифу и прочим сухопутным крысам это и в голову не приходит. При желании он мог бы легко отсюда выбраться. Но зачем? Куда ему податься?

— Вы меня слышите? Спуститесь, пожалуйста!

Из дверного окошка торчит что-то белое. Это ещё что? Август ковыляет через комнату к двери.

— Тут приходили… не ваша дочь, а какой-то человек, и он передал вот это… Вы уж простите, но письмо без конверта, и я краем глаза увидела, о чём речь, и сразу подумала… В общем, лучше уж вы сами прочтите. Что же нам делать?.. То есть вам… Что вы будете делать? Здесь вам оставаться нельзя!

Для виду Август вынимает скомканную бумажку из окошка и осматривает её. Да, на ней явно написаны буквы. Аккуратные буквы, не такие, как в прошлый раз. Он чешет бороду.

— Это от Лампёшки?

— Нет, я же говорю, человек какой-то принёс, очень вежливый, хоть и торопился. Но что вы скажете, что думаете, что будете делать?

Голос у соседки тонкий, дрожит от волнения. Чего она от него хочет?

— Вы же прочли?

— Да, да… конечно.

— Ну и? Что теперь?

— Что ж, спасибо, — говорит он. — До завтра.

Он надеется, что она уйдёт. Но она не уходит.

— Мистер Ватерман?

Она совсем близко от окошка, Август видит кусочек её лица. Карий глаз.

— Что ещё?

— Вы правда прочли?

Что ей ответить? Можно, конечно, соврать. Или выставить себя на посмешище.

— Мистер Ватерман? Вы же умеете читать?

О самом главном здесь ни слова, думает Август, выслушав письмо. Ну, что Адмирал собрался вздёрнуть его на рее — это понятно, этого следовало ожидать. Конечно, надо бежать. Но куда? И где сама Лампёшка?

— Она в бухте, в какой-то лодке, сказал тот человек… А вдруг лодку понесёт к скале?

— Что? — ревёт Август в окошко. — Она в лодке, в такую бурю?.. Мне надо бежать!

— Так я и говорю, — отвечает соседка. — Конечно, надо. Но как?

Август толкает дверь своей тюрьмы. Надвигается нешуточный шторм, он это чует, видит по всем приметам. Нельзя, чтобы его дочь где-то тонула, а он сидел дома сложа руки. Надо мчаться в порт немедля, сломя голову. Он толкает опять, сильнее. Дверь приоткрывается на ширину ладони. Двух ладоней. Гвозди держат, но уже вот-вот выдернутся. Соседка тянет дверь снаружи и показывает, где толкать.

— Нет, пониже. Нет, не так… Эх, жаль, нет у нас… Погодите, я сбегаю за клещами мужа.

«У неё есть муж?» — думает он. Хотя ему-то какая разница?

— Он умер, — добавляет она. — А ваша жена тоже?..

— Да, — отвечает Август.

— Вот ведь как… — говорит она. — Погодите, я мигом.

Клещами они легко выдирают оставшиеся гвозди, те звонко стукаются о камни. Август толкает ещё раз, изо всех сил, и дверь, оглушительно скрипя железными петлями, распахивается. Август выходит наружу.

На свету он в первую минуту прикрывает глаза рукой, хотя солнца нет. Небо быстро затягивает тучами, вдали уже громыхает. Нужно бежать в порт, скорее, но так ему далеко не уйти. Он оглядывается по сторонам.

— Чего же вы ждёте? — удивляется соседка. — Поесть сперва хотите, что ли?

— Нет, нет, мне нужна палка. Хорошая, крепкая палка.

А улыбка у неё ничего, замечает Август. А потом замечает что-то у женщины в руке.

— А, так я и думала! — говорит она. — Тот человек передал ещё кое-что, теперь понимаю зачем.

Она показывает какой-то деревянный обрубок, слишком короткий для трости, но на удивление точно подходящий к тому, что осталось от его ноги. И эта штука ещё и крепится ремешками. И боли от неё никакой. Соседка помогает ему застегнуть пряжки.

— Что ж, удачи! Коли окажетесь поблизости и захотите супу — я живу вон там! — последние слова она почти кричит — ветер крепчает.

Шагая по тропинке, он ещё раз оглядывается. Она чуть старше и чуть полнее, чем он себе представлял. Август машет ей рукой. Подгоняемый ветром, он направляется к берегу.

Шаг — цок, шаг — цок.

Август шагает по порту, и ему до смешного легко, словно его нога опять на месте. С лица у него не сходит глупая улыбка. Это всё из-за ноги, но и из-за писем тоже, ведь они и вправду были от Лампёшки. Как это возможно — загадка. Но она думает о нём, она пишет ему о своём плане. План, конечно, дурацкий — но всё же.

Вокруг бурлит вода, корабли беспокойно бьются о пристань. В дальнем конце есть полуразрушенный пирс, у которого не желает швартоваться ни один приличный рыбак. Рядом болтаются полузатопленные шлюпки и старая обгорелая плоскодонка, от которой все держатся подальше, потому что на ней водятся привидения.

Если корабль сейчас в порту, то он наверняка где-то здесь, поблизости. Август щурится против света… Да, вот он: швартовы скрипят, на борту свежие заплаты.

Он подходит к кораблю и хлопает по борту.

— Бак! — кричит он сквозь доски. — Слышь, Бак! Мне нужна твоя посудина. — Он стучит кулаком. — Бак, это я! Она мне нужна срочно!

Не дождавшись ответа, Август задирает голову. Паруса спущены, но обтрёпанный чёрный флаг вытянулся по ветру. Там он, конечно.

— Бак!

Из глубины трюма раздаётся голос:

— Как у тебя только хватило наглости сюда явиться!

— Бак…

— Проваливай! Или ты хочешь, чтобы я к тебе вышел? У тебя вроде одна нога оставалась? Отсечём и её.