Народные сказки - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Азиз принял этот подарок, и они сели беседовать: Тадж-Эль-Мулук спрашивал, что он думает насчет всех этих обстоятельств, а Азиз рассказывал ему о том, что случилось с ним. Затем, обращаясь к визирю, они сообщили ему о намерении царевича и спросили его, что тут делать.

– Пойдемте в сад, – отвечал он.

Все они оделись в богатое платье и пошли в сопровождении трех мамелюков прямо в сад. Сад был засажен деревьями, и в нем протекали ручейки, у ворот сидел смотритель. Они ему поклонились, и он ответил на поклон, а визирь подал ему сто червонцев, сказав:

– Прошу тебя принять эти деньги и купить нам чего-нибудь поесть, потому что мы чужестранцы, и вот со мною юноши, которых мне хотелось бы позабавить.

Смотритель сада взял деньги и отвечал:

– Войдите и позабавьтесь, как будто бы сад этот принадлежит вам, и присядьте, пока я не принесу вам чего-нибудь поесть.

Он отправился на рынок, а визирь и Тадж-Эль-Мулук и Азиз вошли в сад, после того как смотритель пошел на рынок. Вскоре, однако же, он вернулся и принес жареного барашка, которого и поставил перед ними. Они поели, вымыли руки и сели беседовать.

– Скажи мне, – сказал визирь, – принадлежит ли этот сад тебе или ты арендуешь его?

– Нет, он мне не принадлежит, – отвечал шейх, – а это сад царской дочери, султанши Дунии.

– А сколько, – спросил визирь, – получаешь ты жалованья в месяц?

– Только по одному червонцу, – отвечал шейх.

Визирь, осмотрев сад, увидал в нем старую, но высокую беседку и сказал:

– О шейх, мне хотелось бы сделать тут что-нибудь хорошее тебе на память.

– Что же хорошее хочешь ты сделать? – спросил шейх.

– Возьми вот эти триста червонцев, – сказал ему визирь.

Смотритель, услыхав о деньгах, отвечал:

– О господин мой, делай все, что тебе угодно.

Он взял деньги, а визирь сказал ему:

– Если Господу (да святится имя Его) будет угодно, то мы сделаем тут хорошее дело.

Они пошли от него и вернулись домой, и провели ночь дома, а на следующее утро визирь призвал маляра и живописца и хорошего золотильщика, и, снабдив их материалом, привел их в сад, и приказал им выкрасить павильон и хорошенько разрисовать его. После этого он приказал принести позолоту и ультрамарин и сказал живописцу:

– Изобрази тут наверху фигуру птицелова, только что разостлавшего сети, и голубку, попавшую в них и запутавшуюся в петле.

Когда живописец кончил эту картину, визирь сказал ему:

– Теперь в другом месте изобрази, что птицелов взял голубку и прикладывает нож к ее горлу, а с другой стороны нарисуй громадную хищную птицу, схватившую голубка и держащую его в своих когтях.

Живописец все это нарисовал, и когда рисунки эти были окончены, они простились со смотрителем и вернулись домой.

Дома они сидели и беседовали, и царевич сказал Азизу:

– О брат мой, продекламируй мне стихи, может быть, это успокоит меня, рассеет мои мысли и утешит пламя, пожирающее мое сердце.

Азиз приятным голосом продекламировал следующие стихи:

Между тем старуха сидела одна дома, а царевне Дунии очень хотелось развлечься в саду, но она любила ходить туда только со старухой, поэтому она послала за нею, помирилась с ней, успокоила ее и сказала:

– Мне хочется пойти в сад, полюбоваться на деревья и плоды и насладиться цветами.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечала старуха, – но сначала мне надо пойти домой и одеться, и затем я приду к тебе.

– Ну, так иди домой, – отвечала царевна Дуния, – но только не засиживайся долго.

Старуха ушла, и придя к Тадж-Эль-Мулуку, сказала ему:

– Собирайся и оденься в самое богатое платье, и отправляйся в сад к смотрителю, поклонись ему хорошенько и спрячься в сад.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал он.

Она условилась с ним относительно знака, какой подаст ему, после чего вернулась к султанше Дунии. После ее ухода визирь встал, одел Тадж-Эль-Мулука в самую роскошную царскую одежду, стоящую не менее пяти тысяч червонцев, и, подпоясав его золотым кушаком, осыпанным бриллиантами, вместе с ним отправился в сад. У ворот сада они нашли смотрителя, который, увидав Тадж-Эль-Мулука, встал перед ним, и с почтением и уважением отворил перед ним ворота, и при этом сказал:

– Входи и повеселись в саду.

Смотритель не знал, что царевна выйдет в сад в тот самый день. Тадж-Эль-Мулук вошел в сад и вскоре услыхал какой-то шум и не успел опомниться, как из дворцовой двери вышли евнухи и рабыни. Смотритель, увидав их, тотчас же пошел предупредить Тадж-Эль-Мулука и сказал ему:

– О государь мой, что же нам теперь делать? Ведь сюда идет царская дочь, султанша Дуния?

– Ничего дурного с нею не будет, – отвечал он, – так как я спрячусь где-нибудь в саду.

Смотритель просил его спрятаться хорошенько и ушел.

Когда царская дочь вошла в сад со своими рабынями и няней, старуха подумала так: «Если евнухи будут с нами, то цели своей мы не достигнем», – поэтому она сказала царской дочери:

– Знаешь, госпожа моя, я предложила бы тебе одну вещь, для тебя приятную.

– Предлагай, – отвечала ей царевна.

– Зачем тебе, госпожа моя, эти евнухи? В их присутствии ты по-настоящему веселиться не будешь. Отошли их.

– Ты права, – сказала султанша Дуния и отослала евнухов.

Вслед за тем она пошла со старухой по саду, и Тадж-Эль-Мулук увидал ее и смотрел на нее без ее ведома. Всякий раз, как он смотрел на нее, он от волнения лишался чувств, видя, как она хороша собою. Старуха между тем, разговаривая с нею, провела ее в ту беседку, которую визирь велел разрисовать, и султанша Дуния, взглянув на рисунки, увидала птиц, птицелова и голубей и вскричала:

– Да святится Создатель! Да ведь тут изображено то, что я видела во сне!

Она продолжала смотреть на птиц, птицелова и сеть и с удивлением говорила:

– Ах, няня, я всегда обвиняла мужчин и ненавидела их, но взгляни, вот птицелов убил голубку, а ускользнувший голубок хотел прилететь к ней на помощь, но хищная птица изловила его.

Старуха же делала вид, что ничего не понимает, и продолжала, болтая, увлекать ее далее к тому месту, где был спрятан Тадж-Эль-Мулук, которому она знаками приказала пройтись под окнами беседки. Царевна Дуния стояла у окна и, увидав его и заметив, как он красив, сказала:

– О няня, кто этот красивый юноша?

– Я его не знаю, – отвечала старуха, – но надо думать, что он сын какого-нибудь царя, потому что он и красив и миловиден.