Народные сказки - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Я вошел к себе в дом, и мать моя, увидав меня, вскричала:

– Смерть ее на твоей душе, и Господь не простит тебе ее крови. Что ты за двоюродный брат!

Когда пришел мой отец, мы приготовили тело ее к погребению и похоронили, исполнив все обычные церемонии, наняли читальщиков для прочтения всего Корана на ее могиле и пробыли на могиле три дня, после чего я вернулся домой, горюя о ней. Мать моя обратилась ко мне, сказав:

– Я хочу узнать, что ты сделал ей и чем разбил ее сердце. Я постоянно спрашивала ее, о сын мой, о причине ее болезни, но она не хотела сообщить мне. Аллахом умоляю тебя, скажи мне, что ты с нею сделал, из-за чего она умерла?

– Ничего я не сделал, – отвечал я.

– Пусть Господь накажет тебя за нее, – продолжала мать, – потому что она ничего не сказала мне и скрыла причину своего несчастья до самой смерти, постоянно сохраняя свою любовь к тебе. Когда же она стала уже кончаться, она открыла глаза и сказала мне:

– О жена моего дяди, дай Бог, чтобы сын твой не был обвинен за мою кровь и не был бы наказан за то, что он сделал со мной. Меня же Господь переносит из этого тленного мира в вечность.

– О дочь моя, – отвечала я, – Господь сохранит тебя и спасет твою юность! И я спросила ее о причине ее болезни, но она ничего не отвечала мне. Затем она улыбнулась и сказала мне:

– О жена моего дяди, если сын твой пойдет туда, куда он теперь ходит, то попроси его, уходя оттуда, сказать эти две фразы:

После этого она дала мне одну вещь для тебя и взяла с меня клятву, что эту вещь я отдам тебе только тогда, когда увижу, что ты плачешь и жалеешь о ней. Эта вещь находится у меня, и когда я увижу тебя в таком состоянии, то дам ее тебе.

– Покажи ее мне, – сказал я.

Но мать моя не согласилась.

Тут я предался удовольствию и забыл о смерти сестры, так как голова у меня была не на месте и я желал проводить целые дни и ночи со своей возлюбленной. Едва только начало смеркаться, как я уже появился в саду. Там я застал свою возлюбленную, нетерпеливо меня ожидавшую. При виде меня она бросилась ко мне, обняла меня и спросила о сестре.

– Она умерла, – отвечал я, – и мы уже совершили цикр [177]и прочли Коран. Сегодня уже пятая ночь с ее смерти.

Услыхав это, она заплакала и сказала:

– Разве не говорила я тебе, что ты убил ее? Если бы ты рассказал мне о ней перед ее смертью, я поблагодарила бы ее за ее доброту ко мне: ведь она оказала мне услугу, уступив тебя мне. Не будь ее, мне бы с тобой не свидеться, и я боюсь, чтобы из-за нее тебя не постигло какое-нибудь несчастье.

– Она простила меня перед смертью, – сказал я и рассказал ей все, что узнал от матери.

– Ради Аллаха, умоляю тебя, – вскричала она, – узнай от своей матери, что такое она оставила тебе.

– Моя мать сказала мне, – продолжал я, – что, умирая, она поручила передать мне следующее: если сын твой пойдет туда, куда он теперь ходит, то попроси его, уходя оттуда, сказать эти две фразы: «Верность хороша, а предательство низко».

Возлюбленная моя, услыхав это, вскричала:

– Милость Аллаха (да прославится имя Его) да будет над нею, потому что она спасла тебя от меня! Я замышляла против тебя недоброе, но теперь я ничего против тебя не сделаю и не побеспокою тебя.

Я очень удивился ее словам и спросил ее:

– Что же ты хотела сделать со мною после нашей взаимной любви и всего, что произошло между нами?

– Ты любишь меня, но ты молод, не научился еще обманывать и не знаешь нашего коварства и лжи. Если бы она была жива, она помогла бы тебе, так как она спасла тебя от погибели. Теперь я прошу тебя не говорить ни с одной женщиной и не отвечать никому у из нашего пола, ни старой, ни молодой. Берегись, берегись, потому что ты не знаешь коварства женщин и лживости их: та, которая объясняла тебе мои знаки, умерла, и я боюсь, чтобы ты не попал в какую-нибудь западню, из которой некому будет выручить тебя после смерти твоей сестры. Как я жалею дочь твоего дяди! Мне досадно, что я не знала ее перед смертью и не поблагодарила ее за то, что она для меня сделала! Милость Аллаха (да прославится имя Его) да будет над нею, так как она скрывала свою тайну, а не высказала того, что чувствовала, и не будь ее, ты не сошелся бы со мною. Теперь же я хочу просить, чтобы ты сделал мне одолжение.

– Что такое? – сказал я, – Проводи меня, – отвечала она, – на ее могилу, для того чтобы я поклонилась ей и написала бы на ней стихи.

– Завтра, – отвечал я, – если угодно будет Господу, да святится имя Его.

Я провел эту ночь с нею, и она несколько раз повторяла мне:

– Как жаль, что ты не говорил мне о своей сестре до ее смерти!

– Что означают, – спросил я, – сказанные ею слова: «Верность хороша, а коварство низко?»

Но она не отвечала мне на это.

Утром она встала и, взяв кошелек с несколькими червонцами, сказала:

– Вставай и покажи мне могилу; я хочу посетить ее, написать на ней стихи и выстроить над ней купол; хочу также просить о ниспослании на нее милости и раздать эти деньги бедным, чтобы они молились о душе ее.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал я.

Я пошел вперед, а она шла за мною и раздавала милостыню, а подавая, всякий раз говорила:

– Это за упокоение души Азизех, которая таила свою тайну, пока не испила чашу смерти, и все-таки не открыла своей любви.

– Она продолжала подавать таким образом, говоря: «за душу Азизех», пока мы не пришли к могиле и кошелек ее не опустел. Увидав могилу, она упала на нее и горько заплакала. Затем она взяла тоненькую стамеску и молоток и высекла на могильной плите следующее стихи:

После этого она сильно заплакала и встала; я встал вслед за нею, и когда мы вернулись в сад, она сказала мне:

– Аллахом умоляю тебя никогда не покидать меня.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал я.

Таким образом я продолжал по-прежнему посещать ее; она относилась ко мне ласково и хорошо и часто спрашивала меня о двух фразах, сказанных сестрою перед смертью моей матери, и я повторял их ей. Я по-прежнему ел, пил, беседовал и одевался в разнообразные нарядные одежды, так что сделался плотным и жирным и, не испытывая ни горя, ни досады, совершенно забыл свою двоюродную сестру.