Каюм Насыри - Повесть об Абу-Али-сине

Абульхарис поклонился, и в душе его застрял узелок обиды на падишаха.

Понял падишах, как тяжелы для него обстоятельства — столько неразрешимых бед свалилось на его голову, что утонуть можно в реке мыслей. Собрал он людей дивана, чтобы вместе подумать обо всем, и Абульхарис сказал:

— О мой падишах! Печаль бесполезна там, где она бессильна. Абу-али-сина способен на такие дела, что даже трудно себе представить. То, что мы пережили, это самая малость. Если же он всерьез настроится против нас, то нам не сдобровать. Есть только один путь — идти к нему с открытой душой, с чистыми желаниями и светлыми помыслами. Только по-хорошему можно с ним договориться, а иначе ничего не выйдет. Если это действительно мой брат Абу-али-сина, которого я хорошо знаю, то даже весь мир не сумеет противостоять ему.

Рассердился падишах на Абульхариса и, не вникая в его слова, закричал:

— Теперь понятно, кто ты таков. Ты — такой же, как и все. Ты не только нас не сумел защитить, ты и себе не смог помочь. С нами ты взлетел в небеса, с нами опустился на землю в темный сарай. Теперь-то я знаю, что на тебя рассчитывать нельзя и буду рассчитывать только на силу!

И ответил Абульхарис:

— О падишах, как бы ты ни поступил, мне от этого вреда не будет… Было у падишаха войско в двести тысяч воинов, и повелел он окружить весь город, чтобы ни один человек не мог покинуть его. А одного чавыша с тысячью солдат падишах послал на базар, в ряд, где торговали халвой.

— Там, в одной лавке, — сказал падишах, — увидишь юношу и старика. Схвати их и приведи ко мне.

Чавыш нашел указанную лавку, увидел юношу и старика, мирно беседовавших друг с другом, и строго приказал им:

— Немедленно идите со мной — вас приказано доставить во дворец!

Абу-али-сина усмехнулся:

— Возможно ли такое, мой властелин?! Ты, наверное, ошибся — нам нечего делать во дворце.

— Не разговаривать! — закричал в гневе чавыш и замахнулся палкой на Абу-али-сину. Рассердился и Абу-али-сина, махнул на чавыша клюкой и прошептал заклинание:

— Будь обезьяной!

И тут же чавыш превратился в маленькую вертлявую обезьянку. Абу-али-сина взял в руки барабан, накинул на шею чавыша-обезьянки веревку и под видом укротителя зверей пошел потешать народ. Уходя, он сказал халвафрушу:

— Ты стой здесь, и да защитит тебя аллах от неприятностей!

Люди посмеялись над обезьянкой, а чавыш еле прыгал — ну какие могут быть способности у обезьянки, которая была человеком?

Не дождался падишах чавыша с юношей и дервишем и послал за ними другого чавыша. Узнал об этом Абу-али-сина и вернулся в лавку как раз в то время, когда к ней подходил второй чавыш. Видит чавыш: дервиш обучает обезьянку всяким играм, удивился. Ему говорили — продавец халвы, а, оказывается, дервиш и обезьян дрессирует. Как это он умудряется успевать и то и другое?

— Эй, дрессировщик обезьян, а ну марш во дворец! Люди дивана хотят поговорить с тобой! — приказал чавыш. Но Абу-али-сина продолжал свои занятия, не обращая внимания на строгий голос чавыша.

Чавыш повторил приказ:

— Кому говорят, марш во дворец! — и замахнулся, чтобы стукнуть Абу-али-сину.

Задел Абу-али-сина чавыша прутиком, прошептал заклинание: «Будь козой!» — и тут же второй чавыш стал козой. Посадил Абу-али-сина на козу обезьянку и пошел на базар веселить народ.

Не дождался падишах и второго чавыша и снова, уже в третий раз, послал он нового чавыша за дервишем и юношей, приказав выяснить, что происходит. Третьего чавыша Абу-али-сина превратил в собаку, четвертого — в медведя, пятого — в шакала. И сколько бы военачальников ни посылал в тот день падишах, все они превращались в какого-нибудь зверя, а Абу-али-сина ходил с ним по базару и устраивал веселые зрелища для народа.

Вскоре в городе только и говорили, что появился интересный дрессировщик с разными зверями. И все — стар и млад, мужчины и женщины — спешили посмотреть это зрелище, потому что никогда никто не видел, чтобы такие разные звери были собраны в одно место. Звери играли и смешили народ, а благодарные зрители не скупились на деньги.

Вернулся Абу-али-сина в лавку с бессчетным богатством. Несчастные чавыши в образе зверей проливали слезы, ползали у ног Абу-али-сины, целовали его след и красноречивыми взглядами умоляли мудреца простить их. Пожалел их Абу-али-сина, прошептал заклинание и вернул им прежний человеческий облик.

— Идите, — сказал он им, — и расскажите своему падишаху обо всем, что с вами было.

Почувствовав себя людьми, чавыши возблагодарили аллаха и, не оглядываясь, помчались во дворец. Увидел их падишах в ряду других чавышей и призвал пред свои очи:

— Где вы так долго пропадали, несчастные? Где тот человек, за которым я вас посылал?

И услышал в ответ:

— Мы играли на базаре. Кто же мог привести его? Закричал падишах:

— Что за ерунду вы городите? Я вас для дела посылал, а не в игры играть! Велю казнить вас немедленно!

И услышал в ответ:

— О могущественный властелин наш! То, что с нами случилось, ни словами сказать, ни пером описать. Не по своему желанию играли мы на базаре, да и не мы там играли, а обезьяна, собака, коза и разные другие звери.

И рассказали чавыши падишаху все, что с ними произошло. От обиды, досады и гнева падишах готов был кусать себя, как собака. Он то вскакивал с места, то снова садился, не переставая жевать бороду. Абульхарис тихо посмеивался в усы. Тяжело вздохнув, падишах обратился к людям дивана:

— В неприглядном положении я оказался. Этот беспомощный (он указал на Абульхариса) не только не помог нам, но доставил еще больше неприятностей: ни одно дело ему не удалось. Что же, терпеть насмешки я не намерен! Лучше умереть! Приказываю все войско двинуть на дервиша и поймать его!

Привели коня падишаху, дали ему оружие, и войско выступило.

— О падишах, бесполезное дело ты затеял, — сказал ему Абульхарис. — Не было бы хуже.

— Убирайся вон, бесталанный глупец! — закричал падишах. — Может ли быть что-нибудь хуже? Ночи моя дочь проводит в его доме, днем я выставлен на посмешище всего народа. Уж лучше смерть, чем такое житье. Вперед! Окружить дом дервиша! Поджечь его и пусть он сгорит вместе со своим домом!

Огромное войско приближалось к дому халвафруша, но Абу-али-сина разгадал намерения падишаха. Он склонил голову, подумал и прошептал заклинание. И тотчас несметное войско всадников и пеших сотнями, тысячами стали выходить из дома халвафруша и строиться рядами против войск падишаха. Завязалась битва, паника охватила город. Жители, заперев лавки, попрятались по домам.

Бой был таким страшным, столько было пролито крови, что она текла по площадям и улицам, и мертвые тела плыли в этой реке крови.

А над городом неслось: