Каюм Насыри - Повесть об Абу-Али-сине

— Ну, что же видел ты? — обратился к нему падишах. — Расскажи нам, а мы послушаем.

И услышал в ответ:

— О мой падишах, никакого времени не хватит, чтобы рассказать обо всем, что я увидел, а могу ли я позволять себе умолчать хотя бы о самой малости? Виденное мной не подвластно словам, и это единственное, что я могу сказать.

И как ни уговаривали его люди дивана, он не проронил больше ни слова.

Третьему своему приближенному повелел падишах заглянуть в воду:

— Плохое ты увидишь или хорошее обо всем должен будешь рассказать нам!

— О мой падишах, — воскликнул третий, — я готов выполнить твою волю, — и с этими словами он подошел к тазу и посмотрел в зеркало воды.

И он увидел себя в образе медведя, который ходит посреди безграничной пустыни, раскаленной от жара и пышащей огнем. Вспомнил он аллаха, обратился было к всемогущему со словами молитвы, но только рычание разнеслось над горячими песками и камнями. Обжигая лапы, бегал медведь по пустыне, но в какую бы сторону ни направлял он свой бег, не мог вырваться за ее пределы — не было ей ни конца, ни края. И вдруг, откуда ни возьмись, — сорок охотников, а впереди них собаки с железными зубами. Такие на части разорвать могут. Увидели охотники в пустыне медведя, шум подняли: «Держи его!» — закричали и бросились на медведя. Со всех сторон окружили медведя собаки и стали рвать его на части.

— Не медведь я! — хотел он крикнуть, но слышалось только жалобное рычание. Отбиваясь от собак и охотников, медведь пустился бежать, но охотники нагнали его и стали дубасить палками, а собаки с новым остервенением хватали его железными зубами.

— О аллах, великий и могущественный, — мысленно взмолился медведь, — помоги несчастному!

…И в этот момент он увидел Абу-али-сину.

— О помоги мне! Спаси! — умоляющими жестами обратился к мудрецу медведь, и Абу-али-сина в одно мгновенье разогнал охотников и собак.

Поставив перед медведем те же два условия, он вернул ему человеческий облик и велел закрыть глаза.

— А теперь открой! — сказал Абу-али-сина. Открыл тот глаза и увидел, что стоит как ни в чем не бывало возле таза, смотрит в воду и чувствует, что сердце бьется так, словно из груди хочет вырваться.

— Ну что же видел ты? — обратился к нему падишах. — Расскажи нам, а мы послушаем.

Но ничего не услышал в ответ.

Третий его приближенный с изменившимся до неузнаваемости лицом все еще чувствовал себя бессловесным медведем и жалобно смотрел на Абу-али-сину, не решаясь раскрыть уста. Удивился падишах:

— Что же с тобой случилось? Почему ты молчишь? А бедняга, все еще страдая от привидевшегося, не только ничего не мог вымолвить, но даже не сел на место и поплелся, еле передвигая ноги, домой, ибо чувствовал на себе раны от железных зубов собак. И сказал падишах:

— Ну, если никто ничего мне рассказать не может, придется самому поглядеть в воду.

Но вышел четвертый его приближенный и, мужественно взглянув в глаза падишаху, дал слово рассказать обо всем, что увидит. Согласился с его просьбой падишах, и четвертый человек дивана заглянул в таз с водой. И он тоже увидел себя в безжизненной, пышащей жарким песком пустыне: ни зеленой травинки, ни лужицы воды. Даже саламандра опалила бы в этом смертельном аду хвост. А ведь приближенный падишаха был человеком… Он шел, обжигаясь, по раскаленной пустыне и с надеждой взглянул на небо. Но не тучу, напоенную дождем, увидел он; пала на него тень от огромного ястреба. Набросился на него ястреб с раскрытым клювом, схватил растопыренными когтями и взвился в воздух, подыскивая место, где бы съесть несчастного. Но тут появился еще один ястреб и выхватил беднягу из когтей первого. А на второго налетел третий ястреб, на третьего четвертый. Более тридцати ястребов рвали из когтей друг у друга жертву. И в борьбе между собой ястребы так ослабли, что не удержали несчастного, и он полетел, кувыркаясь, с небес на землю. Но сжалился аллах над его судьбой, и упал он не на камни, а в глубокий колодец, наполненный вязкой глиной, по пояс погрузился он в глину, зато не разбился. Оправившись от испуга, несчастный приоткрыл глаза и увидел страшное чудовище. Чудовище, свернувшись кольцом, положило морду на хвост и раскрыло жадно пасть, готовясь к прыжку. «О всемогущий аллах! Помоги мне!» — взмолился бедняга, пытаясь выкарабкаться из глины и как-нибудь скрыться от чудовища. Но куда бы он ни обращал свой взор, выбраться из колодца не было никакой возможности.

В отчаянии он обратился к аллаху с предсмертной молитвой, как вдруг появился Абу-али-сина.

— О мой властелин, — бросился к ногам Абу-али-сины бедняга, — ты не оставишь меня в несчастье! Помоги мне! Умоляю!»

И сказал Абу-али-сина:

— А поддержишь ли ты меня, когда я буду просить у падишаха руки его дочери для моего сына?

Не одну, а целых пятьсот клятв произнес несчастный, обещая мудрецу всяческую помощь.

Стоило Абу-али-сине только пальцем пошевелить, как в колодце появилась маленькая щель, в которую пролезть смогла бы разве что курица. Но бедняга сумел с великим трудом протиснуть сквозь эту щель свое тело, и увидел… что находится во дворце, вокруг него люди дивана, а сам он стоит перед тазом и смотрит на гладь воды.

Не в силах опомниться от переживаний, всхлипывая, поплелся бедняга на свое место.

— Подожди, — сказал падишах, — расскажи нам, что ты видел.

Но несчастный, тяжело дыша, словно загнанный зверь, не мог произнести ни слова и только виновато озирался по сторонам. Абу-али-сина тихонько усмехнулся в усы, когда увидел, что и этот бедняга потащился домой лечить истерзанное ястребами тело. Возмутился падишах:

— Что же это такое? Все что-то видят, переживают, садятся, обессиленные, на место или вовсе покидают дворец и хоть бы кто что-нибудь рассказал.

Нашелся еще один смельчак из приближенных падишаха.

— Я посмотрю! — вызвался он и взглянул в таз с водой.

И увидел он себя обнаженным в пустыне. Палящее солнце жгло так беспощадно, что если бы здесь оказался шайтан, гонимый камнями, огонь ада показался бы ему прохладой по сравнению с этой жарой. Земля под ногами шипела, словно раскаленные камни в бане, когда падают на них брызги из котла с бурлящим кипятком. Упади с неба созвездие Рыбы, и оно бы сжарилось, как окунь на раскаленной сковороде.

В этом огненном мареве вдруг появился огромный лев ростом со слона и, разъяренный, бросился с раскрытой пастью на несчастного. Бедняга еле успел отскочить в сторону. Но куда бы он ни бежал, лев преследовал его. От дикого бега и несносной жары сердце у верного слуги падишаха едва не разорвалось и язык вывалился изо рта. Вот лев приготовился к последнему прыжку, и бедняге не оставалось ничего другого, как броситься в оказавшийся рядом колодец. Внутри колодца росло большое дерево с огромной кроной. Крона смягчила падение, и несчастный застрял в густых ветвях. Когда он пришел в себя, то с ужасом увидел, что на дне колодца лежит огромное, с гору, чудовище: семь голов у этого чудовища, семь страшных раскрытых пастей и в каждую из них легко проскочила бы лошадь со всадником. От одного вида этого чудовища бедняга едва не лишился разума, ибо понял, что спасения нет. Он только крепче схватился за дерево. Ему показалось, что дерево качнулось, он глянул вниз и обомлел: громадное дерево держалось всего на двух тоненьких корнях, причем один из корней треснул в нескольких местах, а другой грызут мыши и вот-вот перегрызут. Оказался несчастный меж двух смертей: на дне колодца его ждет погибель от одной из семи голов чудовища, наверху лев готов растерзать на части.