Каюм Насыри - Повесть об Абу-Али-сине

Много упреков и обид высказал рассерженный падл шах Абу-али-сине.

И сказал Абу-али-сина:

— О благодетель, я не подвергал тебя никаким страданиям. Ты подошел к тазу и смотрел в воду. Часа не прошло, как ты сел на место. Люди дивана могут подтвердить, что я говорю правду.

И сказали люди дивана:

— Великий падишах, ты действительно смотрел в таз с водой. И часу не прошло, как ты сел на место.

Воскликнул падишах:

— О чудо! Вы говорите, и часу не прошло, а я шесть дней страдал в непрестанных мучениях — то в колодце, то в пустыне, был на волоске от смерти, стоял на краю гибели…

И падишах рассказал обо всем, что с ним приключилось.

Поразились люди дивана, услышав историю падишаха. И сказал Абу-али-сина:

— Мой властелин! Я пред тобою явил свое искусство, показал, на что способна мудрость. Ты сам убедился, что это — не пустое хвастовство. Слава аллаху! Это он помог мне овладеть многими науками. Ты не смотри, великий падишах, взглядом, полным зла, ненависти и вражды на дервиша, что стоит пред тобою. Довольно ненужных страданий. Вспомни о своей клятве и по велению аллаха отдай в жены сыну моему свою дочь. Гордыня — от шайтана. Умерь ее, и не надо говорить: я — богатый, он — бедный.

О многом переговорили между собой падишах и мудрец, и, примирившись, сказал падишах:

— Хорошо, я согласен отдать свою дочь в жены твоему сыну. Но к свадьбе приступим чуть позже — надо мне и в себя прийти окончательно и поразмыслить обо всем хорошенько.

Успокоенный таким ответом, Абу-али-сина поспешил домой. Возвратился он в дом и видит — сидит халвафруш и плачет.

— Что с тобой, мой любезный сын? — спросил его Абу-али-сина. — Не горюй, ибо жив твой учитель, и любое твое желание будет тотчас исполнено.

Он утешал плачущего юношу, а халвафруш, упав к ногам Абу-али-сины, каялся:

— О величайший из учителей, опора моей жизни! Сколько трудных минут пережил ты из-за меня, недостойного твоей благосклонности! Прости меня! Отныне я остудил сердце свое, отринул от него любовь, и тебе больше не придется принимать из-за нее страдания и унижения.

И сказал Абу-али-сина:

— Не обманывай себя, юноша. Знай, я не успокоюсь, пока дочь падишаха не станет твоею женой. Потерпи еще немного. Отрешись от всех дел и отдохни.

А в это время падишах после разговора с Абу-али-синой велел удалиться всем людям дивана. Оставшись наедине, он снова обдумал все приключившееся с ним и пригласил Абульхариса:

— О всезнающий мудрец! Дорого стоило мне заполучить тебя из Багдада, но была у меня одна беда, а стало — десять. Ты сделал меня посмешищем. По твоему совету я отправил в Индию посла, и поделом посмеялся над нами падишах Индии. Из-за тебя надо мной смеются все люди. Да и тебе досталось вместе с нами пережить много неприятного. Испугавшись дервиша, ты назвался его родным братом, но что-то не верится в это. Тяжелая предо мной задача. Уж просил бы мудрец дочь мою себе в жены — для меня было бы гораздо приятней иметь зятем непревзойденного знатока всяких наук, и от людского злословья мы были бы ограждены. Народ сказал бы: «Хорошо сделал падишах, отдав свою дочь в жены мудрецу>. И я был бы спокоен. Но после всех страданий, которые довелось мне пережить, отдать свою дочь в жены нищему мальчишке-халвафрушу, — нет, это выше моих сил! И ты ничем не можешь мне помочь…

Много горьких слов услышал от падишаха Абульхарис прежде, чем получил возможность ответить:

— О мой падишах, ты сказал, что отдал бы свою дочь в жены мудрецу, непревзойденному знатоку всяких наук, считая его достойным мужем дочери падишаха. Так скажи ему об этом, и он с помощью волшебной силы сделает халвафруша богатым и даст ему занятие, достойное мужа дочери падишаха. Он может наделить его и войском. И тогда ты отдашь за юношу свою дочь. Таков мой совет. С Абу-али-синой можно договориться только добром, ибо нет спасения от его справедливого гнева, даже если за тебя вступится весь мир.

Не такого совета ждал от Абульхариса падишах, и, распаленный негодованием, он закричал:

— О безвольный и немощный! Не по способностям тебе трудная задача. Ты боишься признаться, что ни на что не годен! Что толку в твоих советах, когда того же требует и дервиш! Если уж отдавать дочь за халвафруша, то это надо было сделать много раньше и незачем было претерпевать столько мучений. Неужели все страдания, что я принял, напрасны? Нет! Я уже разослал по всем странам своих людей, чтобы нашли они колдунов и чародеев, которые действительно могли бы справиться с Абу-али-синой.

И падишах презрительно отвернулся от Абульхариса.

Обидно было Абульхарису слышать брань падишаха, его упреки. И самому ему стало стыдно, что не сумел он оправдать надежд падишаха. От позора его могло избавить только проявление своего могущества, и Абульхарис, поглаживая бороду, придумал ход против Абу-али-сины. Знал Абульхарис, что невидимые слуги Абу-али-сины готовы донести своему властелину все, что услышат, и ничего не сказал падишаху о своей задумке…

А задумал он построить чудесную баню, такую же, как в Багдаде. Построил он баню, а сам исчез с глаз людских, спрятавшись в укромном уголке бани.

Пошла молва о бане по всему городу, и повалил в баню народ, восхищаясь ее великолепием и прославляя се строителя. Дошла молва о чудесной бане и до слуха Абу-али-сины. Заинтересовался он этой баней и однажды решил с халвафрушем посмотреть на нее. «Абульхарис — мой родной брат, и не следует ждать от него ничего худого», — подумал Абу-али-сина и зашел с халвафрушем внутрь бани. Там, раздевшись, они стали мыться. Восхищаясь удивительной баней, понял Абу-али-сина, что не обошлось ее строительство без волшебства, и засомневался в чистоте помыслов своего брата. Заспешил он к выходу, но подкараулил его Абульхарис и, улучив момент, прочитал заклинание.

…И увидел Абу-али-сина себя в огромной бескрайней пустыне. Бродил он по пустыне и думал: «То я показывал людям чудеса, теперь мне показывают. Не зря говорится, не стучись в чужие ворота, а то и в твои постучат». Понял Абу-али-сина, что с ним случилось. Огляделся он по сторонам и увидел вдали очертания большого города. «Посмотрю-ка я, что это за город», — решил он и направился в сторону города.

Приблизившись к городским воротам, Абу-али-сина постыдился войти в город нагим, но, увидев полотняный указатель города, дунул на него, прочитал заклинание, и с его руки упала накидка. Завернулся в нее Абу-али-сина и вошел в город. Видит, у ворот города сидит прорицатель и гадает на камнях и песке. Открыв якобы волшебную доску, он предсказывает всем, что случится с ними хорошего и плохого. Попросил погадать ему и Абу-али-сина: «О, прорицатель, не прочитаешь ли ты на своей волшебной доске и мою судьбу?» Увидел гадальщик, что стоит перед ним прохожий, укрытый покрывалом вместо одежды, и решил поиздеваться над ним.