Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Милая моя, недолго осталось, слышишь, моя девочка? – Мистер Гиз гладил дочь по волосам, видимо, не в силах свыкнуться с тем, что она выросла. – А пока все хорошо. Потерпи, немного еще потерпи. А хочешь, я белку твою принесу? Я сделал так, чтобы он ощущал только свои эмоции. Вам придется с ним познакомиться заново. Как его зовут, Птичка?

– К-крикун. – Эйви улыбнулась, но слезы на ее глазах еще не высохли. – Он очень хороший. И мягкий.

Эйверин покосилась на кресло и небольшое пианино.

– Пап, а это вообще-то не моя комната.

Мистер Гиз улыбнулся и растрепал волосы на макушке дочери.

– Да уж, славно ты его поколотила. Тюльпинсу сейчас корсет для ребер делают, рассеченную бровь вроде бы Полночь обещала вылечить… Птичка, а если серьезно… – Мистер Гиз чуть отодвинулся, чтобы заглянуть Эйви в глаза. – Откуда это в тебе? Откуда столько злости? Я знаю, нас с мамой не было рядом несколько лет, но…

– Это для вас это все длится несколько лет. А для меня это почти вся моя жизнь. По крайней мере, бо́льшая ее часть, папа. – Эйверин закусила губу от досады. Они сами ее бросили. Сами! И теперь отец пытается что-то в ней изменить. Он изумлен? Рассержен? Разочарован? Эйви посмотрела на отца и ясно, как никогда, осознала, что ничего не будет как раньше. Если все даже устроится очень хорошо, эти девять лет одиночества, озлобленности на весь мир и бесконечной тоски навсегда останутся с ней.

– Да, прости, моя девочка. Я понимаю, как ты испугалась, но он ведь не заслужил такой расправы, верно?

– Верно. – Эйви вздохнула. – Но когда я подумала, что из-за него все может оказаться напрасным… Что Полночь тебя…

– Она очаровала его. Не удивлюсь, если в ход пошло настоящее колдовство. А Тюльпинс просто хотел защитить ту, которая просила у него помощи. Милая, ты пока не разбираешься в мужчинах. – Голос мистера Гиза смягчился. – А Тюльпинс – молодой мужчина, не мальчик. Полночь умеет казаться слабой, а ему так хочется проявить силу. Хоть где-нибудь, понимаешь? Не вини его. Этот идиот Элнеби пытается выслужиться, у него давно на меня зуб. Но парнишка не такой. Попроси прощения, ладно? По твоей вине он пойдет на свой первый и, боюсь, единственный бал в неприглядном виде.

– Ну все. Хватит, – буркнула Эйви. Она и сама стыдилась вспышки гнева, а потому просить прощения хотелось еще меньше. – Ты мне расскажешь, где был все это время? И что ты делаешь у Полуночи? И когда мы сможем увидеть маму? И когда поедем домой?

– Птичка, Птичка, Птичка, – отец зарылся носом в волосы Эйви, – вот ты и распелась. А я все думал, почему ты такая тихая. В детстве ты произносила столько слов в минуту, что мы с мамой даже не успевали их услышать. Как-то мы на спор считали, сколько вопросов ты успеешь задать за день. Я проиграл – просто со счета сбился.

– Ты уходишь от ответа. – Эйверин еще больше расстроилась. А вдруг папа поймет, что она действительно стала тихой и нелюдимой? Будет ли он любить ее так же сильно, как в детстве?

– Ты задала очень много вопросов. Но, боюсь, я не смогу ответить ни на один. Ты подождешь еще немного, правда? Скоро все уладится, я тебе обещаю.

Эйверин встала, придирчиво осмотрела изорванную ночную рубашку, оценила в зеркале набухшие веки и красные глаза и, коротко кивнув, ушла к себе переодеваться.

Когда Эйверин осталась одна, она прислонилась к двери и прошептала:

– А в прошлый раз ты обещал вернуться ко дню моего рождения.

Возле кабинета отца девочка встретила Тюльпинса. Выглядел он и в самом деле ужасно: губы распухли и стали еще больше, над правым глазом зашитая рана и огромный синяк, а все лицо покрыто крупными царапинами. Тюльп смотрел не настороженно, а скорее растерянно, не зная, как к ней подступиться.

– Прости, – наконец сказала Эйви. – Мне правда стыдно за вчерашнее поведение. Я не только про драку, еще и про разговор. По глупости рассказала то, что ни одна живая душа не слышала, даже Крикун. Это, конечно, ничего не меняет и тем более не делает нас друзьями. Но я сожалею.

– Д-да я и не думал ничего такого… – Тюльпинс поднял руки в знак примирения.

– И… – Эйви запнулась. Она хотела сказать, что своей музыкой он сделал для нее что-то важное и ощутимое, но подходящие слова никак не хотели приходить в голову. – Ты хорошо сыграл.

– С-с-спасибо. – Тюльпинс покраснел и юркнул в кабинет.

Мистер Гиз отодвинул мебель к стенам и теперь разбрасывал по полу небольшие подушки. Завидев своих учеников, он просиял:

– О, помирились? Ну не чудо ли? Тюльпинс, я надеюсь, между нами не осталось недоразумений, правда? Я вам все доходчиво объяснил?

– Ему ты, значит, что-то объяснил… – Эйверин уселась на пол и подняла взгляд на отца. – А где мой бельчонок?

Мистер Гиз хлопнул себя по лбу и звонко расхохотался. Эйви прищурилась, ибо смех его был уж очень вымученным, но отцу так отчаянно хотелось разрядить обстановку, что она ему подыграла. Девочка улыбнулась и похлопала по соседней подушке, приглашая Тюльпинса присесть. Когда парень грузно опустился на свое место, мистер Гиз ушел в спальню, а вернулся уже с испуганным бельчонком на руках.

Эйверин сразу обо всем позабыла. Она даже не подозревала, что может так привязаться к этому маленькому существу. Эйви взяла бельчонка на руки, нежно поцеловала в холку и прижала к груди. Крикун вел себя настороженно и даже не думал взбираться на ее плечо. Но Эйверин не собиралась сдаваться. Они ведь друзья, бельчонок рано или поздно точно об этом вспомнит.

– Итак, – отец провел ладонью по лицу, – пожалуй, настало время начать занятие. Вы не против?

– Нет, мистер Гиз. – Тюльпинс, казалось, готов достать бумагу и записывать каждое слово.

Эйверин о своих способностях пока не думала. Когда она поняла, что туман ей не вредит, ей показалось, что с ней, скорее, что-то не так. Она не чувствовала себя особенной и ни на одно мгновение не ставила себя выше других.

– Тюльпинс, расскажите мне, пожалуйста, как вы узнали, что что-то можете? Как у вас получилось сделать что-то необычное, невероятное? – Глаза мистера Гиза вспыхнули от возбуждения. Видимо, парень и в самом деле его заинтересовал.

– Н-ну… Я представлял одно место…

– Вы уже бывали там прежде?

Тюльп нахмурился, словно что-то обдумывая, но тут же принялся тереть раненую бровь, которая каким-то чудесным образом стала выглядеть уже в несколько раз лучше.

– Нет, м-м-мистер Гиз, не думаю. Я видел только рисунок…

– И что вы чувствовали? Ну же, Тюльпинс, смелее! Поймите, вам не стоит этого стыдиться! Вы – настоящий счастливчик!

Тюльп мрачно улыбнулся.

– Д-да уж, счастливчик, – хмуро ответил он. – Мне необходимо было остаться одному, чтобы почувствовать то, что там есть.

– Ага, вот, значит, как… – Мистер Гиз потер руки. – Дело в том, что о таких, как вы, Тюльпинс, я знаю очень немного. Каждая… кхм, ну, допустим, местность порождает своих особенных людей. У нас они зовутся таусами, это люди со способностями, как у меня и Эйверин. – Эйви поймала довольный взгляд отца и улыбнулась. – Все начинается с того, что ребенок передает свои эмоции низшим существам, животным. Позже он может проделывать то же самое с людьми. Он внушает им эмоции, а потом и мысли. Но высшая степень развития таких способностей – это Мастер над иллюзиями. Уже сейчас я могу внушить… – Мистер Гиз понизил голос, и комната начала меняться. Сначала упала одна стена, потом треснула и развалилась на камни другая, третья растаяла, оставив после себя молочно-белую дымку, а четвертая осыпалась песком.