Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

Тюльпинс и Эйверин удивленно озирались по сторонам, не в силах поверить в то, что происходящее с ними нереально.

Вокруг них зашумели волны, яркое солнце взметнулось над их головами. Даже соленые брызги падали на лицо, и теплый ветер трепал волосы.

А мистер Гиз продолжил:

– Я могу внушить вам что угодно, и вы будете в это верить. И ты, Эйверин, способна достигнуть таких же успехов, а может быть, ты еще меня превзойдешь. – Голос отца стал тише, море начало мелеть, а стены вернулись на место. Мистер Гиз устало вздохнул, под глазами его проступили черные круги.

Эйви потрясла головой: ей не понравилось это ощущение полнейшего подчинения, не понравилось, как отец способен врываться в чужие головы. Тюльпинс же просто раздулся от восторга: того и гляди кольнешь его в бок, он лопнет, как воздушный шарик, да еще и с таким же звуком.

– На вас мне нужно тратить просто колоссальное количество сил. Я могу влиять на вас, пока вы рядом. Стоит вам выйти хотя бы за дверь, и силы мои не возымеют никакого эффекта. Видишь, Эйви, что ждет тебя, какое чудо? А все ваши возможности, Тюльпинс, к сожалению, мне неизвестны. Но госпожа Полночь видит в вас огромный потенциал, а в этих вопросах я склонен ей доверять. Вы не против, если мы начнем с вас? Мне хотелось бы понять, что от меня требуется. – Мистер Гиз улыбнулся и поправил волосы. Эйви усмехнулась: да уж, ее папа такой обаятельный, что отказать ему совершенно невозможно.

– Я п-п-попробую. – Толстяк зажмурился и запыхтел так, что Эйверин брезгливо поморщилась. Как в этом неуклюжем теле, которым правит столь неокрепший дух, может существовать могучая сила?

Тюльпинс задергал носом, потряс плечами, даже зачем-то надул щеки, но было совершенно ясно, что у него ничего не выйдет.

– Хорошо, хорошо, Тюльпинс! – обеспокоенно воскликнул мистер Гиз. – Не в этот раз, не в этот, пожалуй. Все, все. Можете расслабиться.

Когда Тюльпинс громко выдохнул и принялся ртом хватать воздух, отец обернулся к Эйверин:

– Так, вижу, бельчонок к тебе привык, да? Теперь я сделаю так, что он вновь станет к тебе восприимчив…

– Нет. – Эйверин исподлобья взглянула на отца и сунула Крикуна за шиворот. – Он живой. На нем нельзя тренироваться, понимаешь? Пусть чувствует только свои эмоции. Не хочу больше его мучить.

– Но, Птичка, это часть обучения. Как ты сможешь управлять своими способностями, если не будешь знать, как они работают?

– Я могу тренироваться на тебе. – Эйверин фыркнула, зная, что отец на такое никогда не согласится.

– Или н-н-на мне, – внезапно подал голос Тюльпинс.

Когда Эйверин и мистер Гиз к нему обернулись, он лишь развел руками:

– Это ведь не больно, правда?

Мистер Гиз рассмеялся и положил руку парню на плечо.

– Тюльпинс, это, конечно, похвально, но Эйверин не может пока это контролировать даже со зверьком, что уж говорить о людях. Главное, мои дорогие, что вам необходимо, – это тренировка. Одной веры в себя недостаточно. Только усердием вы способны чего-то добиться. И когда вы станете самыми сильными из себе подобных…

– Госпожа Полночь и нам найдет применение, ведь так? – вырвалось у Эйверин. Недовольство ее нарастало: она думала, что вместе с отцом они будут сражаться за маму, будут бороться с той, что виновна в ее исчезновении. А пока выходит, что оба они сыты, довольны и подчинены Полуночи. Пока их жизни принадлежат ей.

– Д-действительно, – поддержал Эйви Тюльпинс. – Зачем это все? Зачем госпоже Полуночи нас учить, развивать наши способности?.. Она ведь после бала уедет? Или мы будем нужны как ее последователи? Мистер Гиз, поймите, слишком много на нас свалилось. Мы хотим хоть в чем-то разобраться.

Эйви хотела было прикрикнуть на Тюльпинса. Мол, чего это он говорит и за нее? Она на это согласия не давала. Но потом вдруг осознала, что они и правда заодно. Что жить им теперь вместе у Полуночи, вместе думать над ее тайнами, а если придется, то и вместе спасаться.

– Ей нужны сильные соратники. – Мистер Гиз нахмурился. – Это все, что я могу вам сказать.

– Такие соратники, как ты? – с вызовом спросила Эйверин.

Она жадно всматривалась в лицо отца, желая увидеть возмущение, злость, обиду, хоть что-то. Но он лишь улыбнулся и тихо сказал:

– Да. Пока я ее соратник.

Эйверин сжала губы, пытаясь скрыть свои чувства. Силы разом покинули ее, тело потяжелело от усталости. Ее отец, ее герой, сидит сейчас перед ней и глупо скалится, вместо того чтобы с жаром обсуждать, как они будут справляться со всеми бедами в мире.

– П-пойдем, Эйверин. Нужно надеть теплые вещи. Ночь нам предстоит долгая. – Тюльпинс встал и подал ей руку. Эйви заметила это, но даже не подумала принимать помощь. Она поднялась на ноги самостоятельно и расправила складки на брюках. Парень покраснел и отступил к двери.

– Стойте, есть кое-что, что я вам должен передать. Вот, возьмите эти монеты и разбросайте в Нижнем городе. Сейчас я скажу, куда именно вам идти, – спохватился мистер Гиз.

Эйверин застыла, широко раскрыв глаза, но Тюльпинс схватил ее за руку и на ухо прошептал:

– Не надо, Эйвер. Не задавай вопросов.

Мистер Гиз достал карту Сорок Восьмого из верхнего ящика стола и закрыл глаза. Он указал пальцем на змейки улиц, сплетающиеся в клубок у самой стены.

– Вам нужно только наблюдать, вы поняли? Не предпринимайте ничего. Просто смотрите. Эйверин, ты услышала меня? Ничего не делайте.

– Мы вас поняли, мистер Гиз, – быстро ответил Тюльпинс. – Мы все п-поняли. До свидания, хорошего вечера.

Когда Тюльпинс выволок Эйверин за собой в коридор, она выдернула из его ладоней руку и возмущенно на него уставилась. Поймав ее взгляд, парень лишь сконфуженно прошептал:

– Одевайся. П-п-поговорим на улице.

Эйверин натянула теплые брюки, рубашку, а поверх – толстый свитер. Зима в Сорок Восьмом лютая, они с ребятами каждый год кого-то теряли. Кто замерзал на улице, а кто по своей воле сам выбегал под туман, не в силах больше терпеть голод и лишения.

Тюльпинс ждал ее у выхода. В дубленке, отороченной пушистым мехом, он смотрелся ужасно нелепо, но вот лицо его светилось от предвкушения, и оттого бывший господин показался Эйверин не таким противным, как обычно.

– Эйвер, нужно поговорить. Только отойдем, ладно? Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал.

Эйверин покорно пошла за ним, а Тюльпинс, кажется, едва сдерживался, чтобы не перейти на бег. Снег хрустел под их ногами, фонари проносились мимо, но парень и не думал останавливаться. Наконец, когда из-за домов уже стала видна стена, Тюльпинс замямлил:

– Эйверин, п-п-п-прости, может быть, мои п-п-предположения безосновательны, но… Я думаю, тебе неприятно будет это услышать, но я должен сказать…

– Мне тоже кажется, что мой отец в этом замешан. – Эйверин кивнула. Тюльпинс выдохнул и провел ладонью по лицу.