Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Ох, куча переломов, – критично осмотрев руку, сказала Эйви. – Тебе за помощью бы обратиться. Сильно болит? – Эйверин с легкостью разорвала рукав рубашки и помогла Тюльпинсу одеться.

– Пульсирует только. – Парень шмыгнул носом. – А я вообще-то левша. Как я буду писать?

– Радуйся, если тебе ее не отнимут, Тюльп. – Эйверин ткнула тонким пальчиком в блестящую кожу. Когда Тюльпинс взвыл, она самодовольно добавила: – Ну вот, а говорил, что не болит. Пойдем к моему отцу? – Эйви закинула в рот несколько кусков мяса. – В Кадрасе он часто кого-нибудь лечил.

Тюльпинс поморщился, но, вероятнее всего, не от боли, а от громкого чавканья Эйверин, и пожал плечами.

– Может…

– Не может. Пойдем. Мы ему ничего не расскажем. Просто попросим помощи.

– Я не думаю, что это хорошая идея…

Когда Эйверин постучала в дверь кабинета, отец сразу же ей открыл. Всклокоченные волосы его торчали во все стороны, глаза запали.

– Ох, Птичка! – Отец прижал Эйверин к себе, следом впихнул Тюльпинса и захлопнул за ними дверь. – Вы не вернулись утром, я уже такого себе придумал! Полночь в бешенстве, я давно ее такой не видел! Где вы были?! – При этих словах глаза отца так странно блеснули, что Эйверин невольно отстранилась. Следовало бы рассказать всю правду о бесчинствах Полуночи, о Хранителе, о ребятах, что жили долгие дни в пещере. Следовало быть откровенной. Но Эйверин не сказала ни слова.

Правильно расценив ее молчание, Тюльпинс проговорил:

– На нас напали разбойники из Нижнего города, мистер Гиз. Мы не смогли с ними справиться.

– Ах, разбойники! – Мистер Гиз наигранно взмахнул шевелюрой, и Эйверин вовсе отступила от него на пару шагов. Она пыталась уверить себя, что притворство в голосе отца ей только почудилось.

– Нам нужна помощь. Тюльпинс руку себе сломал… Точнее, ему сломали. – Эйверин кивнула на парня, а тот приподнял правой рукой левую.

– О, бедняга! Пойдем скорее к госпоже, она точно сможет это поправить. Откладывать нельзя, иначе потеряешь руку. – Лицо мистера Гиза стало решительным, из глаз ушел лихорадочный блеск.

Эйверин улыбнулась: вот таким она привыкла видеть отца. Сильным, несгибаемым, готовым ко всему на свете.

– Н-н-но разве госпожа не злится на нас? Тем более уже поздний вечер. Время для визитов не самое подходящее. – Тюльпинс взволнованно вздохнул. Уж не боялся ли он идти к Полуночи после того, как узнал всю правду?

– Госпожа Полночь сегодня… гхм… – Мистер Гиз приподнял одну бровь. – В общем, сегодня вечером она не занята. Я думаю, она с радостью вас примет.

Эйверин невольно фыркнула. Не занята. Не хочет перед балом марать руки о какого-то беднягу?

– Да, Птичка? Ты хотела что-то сказать? – Мистер Гиз внимательно посмотрел на дочь, и она была готова поклясться, что услышала: «Скажи то, что должна мне сказать».

Эйверин только покачала головой, с вызовом глядя на отца. Он провел их через коридор, а потом неожиданно велел одеваться и идти за ним во двор. Тюльп и Эйви переглянулись, понимая, что их ведут к святая святых Полуночи – ее оранжерее.

Мистер Гиз взялся за кованую ручку двери из разноцветных стеклышек и распахнул ее.

В лицо Эйверин ударили тепло, влага и ароматы такой неописуемой красоты, что у девочки даже закружилась голова. Оранжерея внутри казалась намного больше, чем снаружи. Огромные деревья, каждое высотой не меньше десятка метров, оплели ветвями потолок, а между их мощными стволами были протянуты подвесные мостики. По стенам тянулись лианы, усыпанные перламутровыми цветами.

Чуть дальше начинались клумбы с кустовыми розами и гортензиями, а между ними журчали фонтаны, встроенные в искусные статуи. Одна статуя проливала лазурную влагу из хрустального кувшина, для другой струи воды служили волосами, третья статуя опустила ладони в бьющий из-под земли ручеек, словно желая освежиться. И такими живыми они казались издалека, что Эйверин стало не по себе.

– Я понимаю, к этому зрелищу нужно привыкнуть, но рука Тюльпинса не может ждать, Птичка. Пойдем. – Мистер Гиз кивнул Тюльпу и слегка подтолкнул Эйви вперед.

Девочка стянула с ног сапоги, стащила носки и побрела босиком: было бы кощунством ходить по такой густой траве в обуви.

Полночь сидела, зажмурившись, на кресле-качалке в окружении лилий. Она потирала виски тонкими пальцами и морщила лоб. У Эйверин дрогнуло внутри: Полночь казалась сейчас обычной женщиной, а не кровожадной убийцей. Уж не ошибся ли мистер Дьяре в своих догадках? Но сомнения девочки улетучились, едва Полночь раскрыла глаза: холодные, проницательные. Взгляд – словно пощечина.

– Эдуард? Какой сюрприз. – Алые губы растянулись в широкой улыбке. – Ты нашел наших малышей? Что же с вами стряслось, милые мои? – Полночь поднялась с кресла и направилась к Эйверин, мягко покачивая бедрами. – Ну, моя девочка, рада ты меня видеть? Расскажешь, что с вами приключилось?

У Эйви невольно искривилась верхняя губа, когда холодная рука Полуночи коснулась ее щеки. Удушливый аромат специй окутал девочку, и она непременно бы чихнула, если бы Полночь оставалась с ней рядом. Но госпожа лишь шире улыбнулась, обнажая белые, как жемчуг, зубы, и отошла к Тюльпинсу.

– А ты, мой дорогой? Ты ведь мне все расскажешь, верно?

– Парню нужна помощь, госпожа. – Мистер Гиз поклонился и приложился губами к ладони Полуночи.

Эйверин чуть не взвизгнула от возмущения. Откуда столько покорности?! Как ее отец, бесстрашный Эдуард Гейз, может так пресмыкаться перед этим чудовищем?

Тюльпинс, виновато пряча глаза, поднял руку и закатал рукав рубашки.

– О! Мой милый! Что же с тобой стряслось?! – воскликнула Полночь скорее радостно, чем изумленно. И Эйви это не понравилось.

– Я п-п-подрался, – замямлил Тюльпинс, и по щекам его пошли красные пятна. – П-п-пытался защищаться.

– О, ты такой храбрый! Такой смелый! – с придыханием сказала Полночь. – Я сейчас все поправлю.

Она поманила Тюльпа за собой и легким движением усадила его в кресло. Тюльпинс с отчаянием взглянул на Эйверин, ища помощи, но что она могла сделать? Девочка лишь поджала губы и приподняла брови, мол, посмотрим, подожди.

Полночь скрылась за дальними кустами с кроваво-красными розами и вернулась со склянкой, в которой плескалась желтая поблескивающая жидкость. Тюльпинс громко сглотнул, щеки его еще больше повисли.

– Пей, мой храбрый, – шепнула Полночь парню на ухо. – Пей, и все заживет.

Тюльпинс трясущейся рукой поднес ко рту склянку и отхлебнул.

– Еще, мой милый, еще. – Полночь погладила парня по курчавым волосам. – Ну, все до конца.

Тюльпинс глотал еще и еще, пока в пузырьке ничего не осталось. Он нахмурился и сжал губы, видимо, прислушиваясь к себе.

– Есть зелье, чтобы залечить твои кости, мой мальчик. Но оно слишком долго готовится, у меня сейчас нет времени на такие глупости. – Полночь усмехнулась, глядя на озадаченное лицо Тюльпа. – Придется потерпеть, со временем Эдуард все исправит. Конечно, сейчас он хотя бы перемотает твою ручку и снимет боль. – Госпожа кивнула мистеру Гизу. – А ты выпил то, что подомнет твою волю, мальчик. Ты выпил то, что развяжет твой язык.