Борис Камов - Сумка Гайдара

Долгов на миг сосредоточился и быстро, деловито, как будто он сидел на совещании где-то в управлении милиции, ответил:

— Здесь могут быть две версии. Первая: противник, готовя лазутчика, перестарался. Решив: раз их агент, по легенде, командир, то он должен быть безукоризненно экипирован. И вторая: все могло быть гораздо проще. Перед взрывом или затоплением большого склада человек оделся во все новое и предпочел даже новое оружие: не пропадать же добру!

— Вы умница, капитан, — уважительно произнес сосед. — Я тоже отмел все эти приметы, как случайные. Лейтенанта выдало другое: из мешка выпирал овальный край здоровой, килограмма на два, буханки. А мы, Володя, уже несколько дней не видели не только хлеба, но даже сырой картошки. Питались главным образом полусырой кониной, которую приходилось варить без соли. Мне стало очевидно, что гитлеровцы, готовя агента, перестарались. Я вынул револьвер и предложил лейтенанту спуститься в землянку полковника.

— А если бы он дал очередь из автомата? — спросил Володя.

Лицо парнишки порозовело, а темные волосы на затылке топорщились. Вид у него был взволнованный и смешной. Сосед попытался пригладить вихры широкой ладонью, но это оказалось бесполезным.

— Толковый вопрос, — ответил он Володе. — Но я все рассчитал. Лейтенанту, чтобы дать по мне очередь, нужно было сделать минимум четыре движения: положить руку на автомат, который висел у него на шее, отщелкнуть предохранитель, развернуться и направить ствол на меня. А мне достаточно было только нажать собачку. Правда, перед спуском в землянку автомат у него я забрал.

— И это все? — разочарованно спросил Долгов.

Сосед засмеялся, у него начался кашель. Морщась от боли, он потер грудь рукой.

— В хорошем авантюрном романе, капитан, — произнес он, отдышавшись, — невозможно предугадать конец. Тем более, если это не роман, а война, которая дарит на каждом шагу головоломные сюжеты.

Так вот, когда мы спустились в землянку, я этого новенького лейтенанта чуть не пристрелил. Он вдруг кинулся к Орлову. Я решил: какой-нибудь фанатик, — и едва не нажал гашетку.

— Встретили сына?! — обрадованно повернулся к Орлову Долгов.

— Просто хороший знакомый, — сдержанно уточнил полковник. — Из штаба.

— Александр Дмитриевич, доскажите остальное, — попросил Орлова Володин сосед.

— Нет уж, начали — продолжайте, — погрустнев, ответил Орлов.

— Короче, он служил адъютантом у генерала, — продолжал сосед. — Когда под Яготином противник начал подтягивать силы, чтобы захватить штаб, генерал вызвал адъютанта к себе.

«Лейтенант, — сказал он, хотя обычно звал его по имени, — слушайте мой приказ. Даю вам пять минут на сборы и десять на то, чтобы вырваться из этой мышеловки, пока мы вас прикроем огнем».

«Я с вами!» — заявил лейтенант.

«Отставить! Ваша задача — остаться в живых, чего бы это ни стоило, и дойти до наших... Когда перейдете линию фронта, попросите... добейтесь... чтобы вас приняли маршал Буденный или Тимошенко. Им... вы слышите, лейтенант, только им лично передадите на словах, что генерал такой-то попал в окружение, но живым врагу не сдался... Запомнили? Повторите... А чтобы вам безусловно поверили, возьмите вот это...»

Генерал расстегнул парадный китель с белоснежным подворотничком, отвинтил Золотую Звезду, рывком оторвал медаль от колодки с муаровой алой лентой, вложил золотой пятиугольник в ладонь лейтенанта. И загнул ему пальцы.

Адъютант стоял, не в силах произнести ни слова. Генерал повесил ему на шею свой автомат, трижды расцеловал и вытолкнул из хаты. Взвод охраны отвлек огнем внимание противника. Лейтенант выскочил из западни.

В какой-то хате добрая женщина запекла медаль в хлеб. С этим караваем за плечами, не отщипнув ни крошки, лейтенант пробирался к линии фронта.

«Я все-таки надеюсь, — сказал лейтенант, — что обстановка под Яготином улучшится».

Мне пришлось ему сообщить — для передачи маршалам: когда противник прорвался к штабной избе, генерал со своими командирами и бойцами отстреливался до последнего патрона. И вместе со всеми погиб.

— Откуда вам известно, что он погиб? — спросил один из командиров. — А если это была простая хитрость: звезду послать маршалам, а самому сдаться?

— По роду своей деятельности, — ответил сосед, — я привык отвечать за каждое свое слово — произнесенное или написанное. Потому разъясняю: я сам видел дом, в котором находился штаб. Там отвалились стены и рухнула крыша. Старик пасечник, что живет по соседству, рассказал: когда у наших, которые засели в доме, кончились патроны, немцы подбежали к избе и стали ломиться в двери. Тут раздался страшной силы взрыв. Рванул минимум ящик гранат.

Всех, кто сомневается, могу к этому дому отвести. Здесь недалеко — километров сто.

В комнате сделалось грустно и тихо.

Прервал молчание Володя.

— А разве сами фашисты не могут взять кусок золота? Выпилить такую же звезду, а потом отдать ее подосланному лейтенанту?

— Могут, — согласился сосед. — Но тут есть одна тонкость. Каждый орден или медаль, как винтовка или пистолет, имеет свой номер. Если этот парнишка-лейтенант благополучно перейдет фронт, Золотую Звезду перешлют в Москву. И в наградном отделе Президиума Верховного Совета СССР сразу установят, настоящая это медаль или поддельная. И если настоящая, то номер подскажет, кому она была вручена.

Сосед опять закашлялся. Володина мама быстро поставила перед ним фаянсовую кружку с чаем. В комнате запахло цветущей липой и лесной малиной.

А Володя нечаянно обнаружил, что сидит с недочищенной картошиной в руке и что ему очень хочется пить, как будто он провел день в пустыне.

Мама разносила чай гостям. Кружек было мало. И военным приходилось ждать. Володя поднялся со скамейки, подошел к ведру и выпил до дна целый кованый ковшик.

Печаль прослушанного рассказа сблизила Володю со всеми. Он позабыл о недоразумении на посту и жадно переводил взор с одного лица на другое, ожидая продолжения волнующей беседы. Но все молчали. И Володин сосед первым понял, что молчание это нужно прервать.

— Мальчики, — обратился он к обоим братьям, — а где вы учились?

Когда обращались к обоим, Володя всегда уступал слово старшему брату.

— Я весной закончил педагогический техникум в Каневе, — ответил Вася. — В сентябре должен был начать свою учительскую деятельность... А Володя перешел на третий курс.

— Ребята, — неизвестно чему обрадовался сосед, — тогда вы, наверное, сдавали зачет по детской литературе?

— Это у Володи был зачет, — ответил Вася. — А я по детской литературе сдал уже государственный экзамен.

Володе показалось, что сосед обрадовался еще больше: он прищурил припухшие веки, приложил ко лбу руку козырьком, словно ему мешал яркий свет, и заговорил негромко, отрешенно и певуче: