Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 5 МАЙ

- Ждите меня тут. Я доложу пану, - говорит он и направляется к дому.

Надев брыли, батраки садятся на траву у стены. Неподалёку от них расхаживает караульный дворовый с высоким посохом. Батраки равнодушно смотрят на тихое село, отсюда им видно господское поле пшеницы. На горизонте зыблется синеватое марево жаркого летнего дня.

Молчание нарушает старший из пришельцев.

- Человиче, - обращается он к дворовому. - А зачем это пан вокруг такие стены нагородил? Разбойников боится, что ли?

- Кой чёрт разбойников! - говорит дворовый и, таинственно оглядевшись вокруг, шепчет: - Кармалюк опять объявился - вот что!…

- А почему пан боится этого Кармалюка? Разве ваш пан - душегуб или басурман?

Дворовый внимательно разглядывает батраков, но в глазах их заметно только мирное, спокойное любопытство утомлённых трудной дорогой людей.

- Скажете тоже, - говорит он. - У нашего пана заслуги есть. Он когда-то выследил Кармалюка и выдал его.

- На то он и пан, - равнодушно бросает батрак и набивает короткими пальцами трубку.

- Выдал, а теперь поджилки трясутся, - говорит дворовый. - Люди из-за этого света божьего не видят. Ночь не спим - всё Кармалюка ждём…

- И хорошо караулите?

- Как коня накормят, так он и везёт…

- А кормят, верно, погано? - допытывается батрак, и в глазах его вспыхивает какой-то странный блеск. Он медленно разглаживает русый ус, улыбается, прищуривает глаза. - Говори, человиче, не бойся. Кто ж нам расскажет про вашего пана, коли не ты… Мы нанимаемся к нему на срок, и нам надо знать, какие у него харчи для косарей.,

- Поужинаешь - сам увидишь. У нас заведено так: хлеб есть - соли нет, соль есть - хлеба нет. А чаще всего бывает, что ни хлеба, ни соли…

Батраки усмехаются. Старший из них начинает рассказывать дворовому о своём пане на Умани. Вот это пан! Сколько у него имений, какая роскошь в палатах! Он очень богатый, графского рода, но они ушли от него на заработки. Думают, может, найдут пана поласковее…

- Ищи ветра в поле, - безнадёжно машет рукой дворовый.

- Вот мы и ищем, - отвечает батрак. Дворовый подозрительно оглядывается

на батраков и пожимает плечами. К воротам спешит гайдук, и дворовый в задумчивости отходит от батраков и шагает вдоль высокой стены.

Гайдук пропускает батраков в железные ворота и снова трижды поворачивает в замке большой ключ. Он ещё раз спрашивает, не встречали ли они по дороге Кармалюка, не слыхать ли о нём среди прохожих людей. Но, узнав, что они этого Кармалюка десятью дорогами обходили, гайдук успокаивается. Он приводит их в просторный овечий загон и приказывает располагаться на ночлег. Документы их останутся у пана до тех пор, пока не закончится косовица. Пан будет платить на семь копеек больше, чем в окрестных экономиях. Сегодня воскресенье, и они могут отдохнуть, а завтра - в поле.

Из загона несло прелой соломой и овечьим потом.

- Хата подходящая, харчи господские. Чёрт подери этого пана! - выругался один из пришельцев. Он сбросил с плеч котомку, внимательно осмотрел крышу, потом прикрыл двери, они громко заскрипели.

- Скрипят, проклятые, - буркнул один из пришедших.

- Может, их смазать? - спросил второй.

- Не надо, вы отдыхайте, а я с Иваном на разведку пойду. Пойдём, Иван.

Вечернее солнце брызнуло из-за леса последними лучами, и пшеница в поле и молодая трава на лугу заалели, поникли. Ветер улёгся на ночлег в густых камышах над прудом, чтобы завтра с утра вновь волновать пшеницу, траву на лугу и шуметь ветвистыми кронами тополей в господском парке.

Тёплая летняя ночь спустилась на село.

Заснуло имение, заснул пан Тадей Заремба, поставив в изголовье ружьё. Он спал час, а может, два. На сей раз спал крепко, широко раскинув руки. И приснилось ему поле, густая пшеница колышется на нём, а повсюду, тяжело покачиваясь, бредут косари. За ними следом, не разгибаясь, - вязальщицы. Тихо и весело позвякивают косы, и кажется, что в ответ им звенит и играет серебристое марево по всему горизонту. В том мареве Тадей Заремба ясно видит белые каменные дома Варшавы, островерхий дворец своего хозяина. Он чувствует, как в пальцах у него хрустят новые ассигнации, как звенит на ладони золото. Ему, Зарембе, кланяются красивые паненки, жительницы богатых кварталов. Честь и слава ему, управителю Тадею Зарембе, который такую прибыль своему хозяину принёс и сам разбогател. Управитель довольно улыбается во сне, не чувствуя близкой беды.

Если бы он знал, что уманские батрака уже ведут по двору к дому старшего гайдука, крепко связав ему руки, он вскочил бы, поднял бы крик, стрельбу! Но батраки делают своё дело тихо, осторожно. Они уже отперли железные ворота, и на господском дворе появилось ещё человек двадцать. Иван Дроздов и Захар Блажкун всё хорошо разглядели с вечера и теперь уверенно подходят к.крыльцу. Надо спешить: ночь летняя коротка.

Собаки знают старшего гайдука, а ночная стража у господского дома обезоружена, она без сопротивления пропускает батраков на высокое крыльцо. Они идут по длинным коридорам, минуют одну комнату за другой и наконец останавливаются перед дубовой дверью кабинета. Два острых ножа прикасаются к рёбрам гайдука.

- Ваша милость, проснитесь! - стучит в дверь гайдук.

Тадей Заремба мигом вскакивает и босиком бежит к двери. Он узнаёт голос гайдука и не понимает, что произошло…

- Гонец от Ханенко! Записку привёз! Срочное дело!

Дверь кабинета открывается. Зарембу хватают, связывают ему руки, в рот затыкают клок пакли.

- Узнаёшь меня?

Бледным пламенем вспыхивает перед Зарембой свеча, и он видит перед собой знакомое лицо: орлиный нос с горбинкой, трепещущие, словно крылья, ноздри.

- Выньте у него изо рта кляп. Тадей Заремба испуганно хлопает обезумевшими глазами и тяжело дышит. Гайдук окаменел на пороге.

- Опознавай! Кармалюк я или нет? Это ж твоё ремесло…

Услышав эти слова, управитель пошатнулся и чуть не повалился на пол. Его подхватили крепкие руки.

В комнате нависла зловещая, тяжёлая тишина. Медный маятник больших стенных часов однообразно и звонко отстукивал секунды. Тадея Зарембу посадили к столу, напротив сел Кармалюк.

- Давай батрацкие бумаги, - спокойно приказал Устим.

Управитель дрожащими руками вынул из ящика бумаги, положил их на стол. Кармалюк подал их Ивану Дроздову:

- Эти?

- Так точно, атаман! Эти! Кармалюк приказал Зарембе: