Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 2 ФЕВРАЛЬ

Вот уже мастер-конструктор Колобков отмеривает тонкую, как струна, леску «сатурн», которую любители-рыболовы считают самой прочной в мире. Но «сатурн» нужен Колобкову не для вытягивания щук и окуней, а для… открывания рта Буратино. Если вы возьмёте в руки «голого» Буратино (у нас три Буратино: «голый», «одетый» и «мокрый»), то вы обнаружите в его деревянной спине несколько рычажков. К этим рычажкам идёт леска «сатурн», пропущенная сквозь туловище куклы. Двинешь одним рычажком - и Буратино скосит глаза налево, а затем направо. Двинешь другим - и Буратино откроет рот до ушей. Скоро, скоро заговорит Буратино!

И вот уже артистка Ольга Тарасова ходит по улицам, не замечая светофоров и переходов: она думает о голосе Буратино. Какой голос у этого маленького деревянного человечка? Ведь зритель не должен догадываться, что за него разговаривает взрослая женщина, у которой уже есть дочка Леночка, ученица 1-го класса. Теперь леночкина мама сама должна превратиться в мальчишку, да еще только что родившегося из сухого полена!…

И артистка Тарасова так занята «голосом Буратино», что, входя в магазин, вместо: «Дайте мне двести граммов масла», говорит продавцу: «Хочу рот до ушей!…»

Но не одна Тарасова «мучается» ролью. Для всех актёров наступает этот страшный и в то же время радостный момент встречи со своей новой ролью, со своими куклами, которые уже одна за другой выходят из мастерской театра.

И артист Попрыкин - папа Карло, и артист Синельников - Карабас, и артист Мелисарато - король, и артистка Оттен - ночная птица, и другие актёры и актрисы «вживаются в свои роли», думают об образе, о голосе, о движениях своих кукол. Артист Вальтер - Артемон - учится рычать и лаять, а артистка Сироткина на вопрос: «Который час?» - вдруг возьмёт да прошипит: «Я Шушера, я крыса Шушера!»…

Вот видите, сколько взрослого, солидного народу уже включилось в работу - и всё из-за этого деревянного озорника Буратино!…

Пока художники рисовали эскизы кукол и декораций, актёры учили роли, мастера-конструкторы выдумывали чудеса и трюки, режиссёры-постановщики Э. Мэй и Е. Сперанский работали со всеми одновременно: и с актёрами, и с художниками, и с авторами инсценировки, и с композитором спектакля Н. Александровой. Впрочем, в обсуждении музыки, и особенно песенок, принимали участие все актёры. Вот композитор принёс песенку Буратино, и репетиция прерывается, все во главе с Тарасовой-Буратино бегут к роялю и поют «с листа», стараясь уловить мелодию:

На этом первом куплете папа Карло должен был обтесать полено…

Потом он вырезал стамеской голову Буратино и при этом пел второй куплет песенки:

Но не бывало такого на свете,

Чтобы вдруг нищий - да ездил в карете,

Нищему только бы корочку хлеба,

Досыта моря и досыта неба, -

Тра-ля-ля-ля,

Тра-ля-ля-ля, -

Всё остальное у короля!

А теперь он должен был продрать голову Буратино шкуркой, чтобы она сделалась совсем круглой, и спеть третий куплет:

Вдоль по дороге мчится карета,

Бедному парню шагать до рассвета,

Видно, уж доля бродяги такая -

Песенки петь, по дорогам шагая, -

Тра-ля-ля-ля,

Тра-ля-ля-ля, -

Всё остальное у короля!…

А вот кукла Мальвина, девочка с голубыми волосами, уже пробует станцевать свой первый вальс.

- Мне нужны помощники! - кричит актриса Бальде. - Я не могу одна справиться с танцем! Одной рукой я держу корпус Мальвины, другой - правую трость, которая управляет рукой Мальвины; кроме того мне надо работать ртом Мальвины и открывать и закрывать глаза Мальвине… Кроме того на словах «юбочка, как колесо» Мальвине надо взяться двумя руками за юбку, слегка приподнять её и начать кружиться… Кто всё это будет делать? У меня всего две руки, а тут нужно, по крайней мере, восемь!

И вот назначаются помощники на танец Мальвины: один берёт трости, управляющие её руками, другой встаёт на управление глазами и ртом Мальвины.

«Чувство локтя» - внимательное, чуткое отношение друг к другу во время работы - должно быть очень развито в актёре-кукловоде: ведь подумайте, кукла одна, а работают ею двое, а иногда и трое актёров. Но зритель не должен об этом догадываться, все движения должны быть согласованны, чтобы у зрителя осталось впечатление: в маленькой, изящной Мальвине бьётся одно сердце, а не два и не три.

Без этого «чувства локтя», без дружбы и товарищеского отношения друг к другу не выйдет спектакля в театре кукол! Он рассыплется, как карточный домик…

Бывают, конечно, в нашей работе и ссоры, и слёзы, и крики, особенно когда дело идёт к концу, и на носу уже генеральная репетиция и премьера, и все страшно устали, и у режиссёров-постановщиков бессонница, а у актёров болит всё тело от долгого держания кукол на вытянутых руках. Спорили на репетициях и режиссёры и актёры, спорил композитор с режиссёрами, режиссёры - с художниками… «Ведь актёры - впечатлительные создания», - как говорит старый мастер папа Карло про своих кукол.

Но споры и ссоры прекращались, как только на ширме появлялся маленький деревянный человечек… Он всех торопил, он стремился скорее, скорее к своему зрителю да ещё пел задорную песенку:

- Хорошо, хорошо,

даже очень хорошо!…

А что же хорошего, когда люди ссорятся? И, пристыженные нашим озорником, мы быстро мирились.

Пока актёры репетировали, в мастерской театра доделывались кукольные головы из папье-маше, дошивались костюмы, красились меха для шкуры кукол-зверей: пуделя Артемона, кота Базилио, лисы Алисы, крысы Шушеры. На все эти дела нужны умелые руки. А в это же время наши электрики думали вместе с художником об освещении картины «Спальня короля», чтобы было видно, как Буратино залезает в сапог, и в то же время сохранилось впечатление сумрака: в спальне горит одна свеча… Или чтобы в картине «Пруд», со дна которого Буратино должен достать ключик, луна отражалась в воде… Это называется на нашем театральном языке «поставить свет картины».