Иван Манди - Арнольд–китолов

«Что ты имеешь в виду, Арнольд Паскаль?»

Мне был хорошо знаком этот подозрительный взгляд: «Ты что опять придумал, Арнольд Паскаль? Думаешь, я не знаю, какой ты отчаянный проказник?»

А я ведь никогда ничего не придумываю. Правда, правда! Я еще никогда ничего не выдумал.

«Разве ты не знаешь, что твой отец когда–то был моряком?»

«Мой папа? Моряком?»

«Он мог бы дослужиться и до старшего помощника капитана. Он хорошо знал море, изучил направления всех ветров, прекрасно знал своих людей. Да, я думаю, никто так не знал свой экипаж, как твой отец».

«А ты откуда знаешь? Он рассказывал? Тебе рассказывал?»

«Мне и рассказывать не нужно. Мы с ним никогда не служили на одном судне, но все же кое–что о нем я знал. Мы, моряки, народ такой — все друг о друге знаем».

«Вы, моряки?»

«Твой отец, я и капитан У. Теперь могу признаться, что мы трое знакомы еще со времен службы на море. Капитан У почему–то вечно попадал в шторм. Он был отважен, но действовал необдуманно. Принимал решения в один миг. Иногда ему везло, а порой… С твоим отцом дело обстояло иначе. Твой отец — воплощение надежности. Он был старшим офицером, с ним всегда советовались, его мнением интересовались. Твой отец умел оценивать положение. Если бы в том порту он не закатился в кино…»

«Закатился в кино?»

«Да, закатился в кино и там застрял. Он, олицетворение надежности, просто–напросто позабыл о своем корабле! Сидел в темной дыре, уставившись на экран. Знаешь, потом твоего отца привлекли к ответственности и он не смог избежать военного трибунала».

«Что ты говоришь, Арнольд!» — Аги вскочила. И чуть не плюхнулась в Балатон.

«Сядь, сядь! В конце концов твоего отца не приговорили к расстрелу. Даже не стали публично лишать офицерских регалий. Ограничились тем, что он сам подал в отставку. Должен признаться, это беспримерная мягкость! Даже если учитывать бесспорные заслуги твоего отца. — Я наклонился ближе к Аги. — И здесь не обошлось без капитана У. Он выступил в защиту твоего отца. И это сыграло большую роль в вынесении мягкого приговора».

«Очень благородно со стороны капитана У!»

«Благородно? Мало сказать, благородно! Капитан У рисковал своей офицерской честью!»

Аги задумчиво протянула:

«Капитан У… Капитан У… Интересно, где он сейчас, капитан У? Арнольд, гляди–ка!»

В саду загорала Ютка Кадар. Рядом с ней стояла блестящая, бархатистая, черная лошадь.

«Цыганочка, — сказала Аги. — На ней Ютка учится ездить верхом. Но она никогда не научится, потому что Цыганочка постоянно ее сбрасывает. Однажды Ютка даже руку себе сломала. А теперь они вместе отдыхают. Ютка никогда не могла расстаться с Цыганочкой, но все–таки отдыхать вместе с лошадью…»

Да, они отдыхали вместе. Ютка Кадар и Цыганочка. Ютка загорала в шезлонге возле каменных ступенек веранды. На ступеньке — масло и крем для загара. Пустая бутылка из–под кока–колы, стакан. На земле разбросаны открытки с видами.

Цыганочка с кротким упреком качала головой. Как можно так комкать открытки! Кстати, я и сам бы охотно посмотрел их. Но разве кто–нибудь об этом подумал?!

Ютка Кадар вообще ни о чем не думала. Она загорала.

Сад раскинулся на самом берегу Балатона, почти сползая в воду. И всюду в зеркале Балатона отражались сады. Маленькие домики, казалось, поднимались из глубины озера.

В соседнем саду, возле изгороди, — Петер Панцел. Он сонно моргал глазами. Зевал.

«Петер! Петер Панцел!» Аги помахала ему рукой.

Петер не ответил. Уставился, правда, на нашу лодку, но так, будто никогда прежде не был с нами знаком.

«А с ним что случилось?»

«Что на него внимание обращать!»

Из ворот одной виллы вышли беловолосые тетя и дядя. На тете было темное платье и шляпа с широкими полями. Дядя в светло–коричневом пиджаке и соломенной шляпе. Он тщательно запер калитку. Положил ключ в карман. Подал тете руку. И они направились к озеру.

«Дядя Бикич и тетя Бикич, — сказала Аги. — Раньше мы у них снимали дачу».

Дядя Бикич и тетя Бикич медленно, не спеша вошли в Балатон. Сначала исчез невысокий дядя Бикич. Тетя Бикич в своей шляпе с широкими полями была похожа на шаткий торшер. Она огляделась слегка удивленно. Поправила браслет. И тоже погрузилась в воду. Две шляпы на водах озера. Две весело колышущиеся шляпы.

Аги обратилась ко мне:

«Арнольд, что с ними?»

«А, ничего особенного! Просто переселились на дно озера».

«Аквилон–второй!» — воскликнула Аги. — Смотри, вот «Аквилон–второй»!»

«Аквилон II» с белыми парусами, слегка накрененными набок, приближался к нам. Он не боялся погрузиться в воду. В крайнем случае вода вымоет палубу. Накроет стоящего у мачты капитана У, загорающую маму У, Карчи У и Лаци У. Не исключено, что вся семья У на мгновение погрузится под воду. Но этого никто не увидит. Не говоря уж о том, что это никого не испугает.

Лаци У сидел на корточках на носу корабля. Заметив нашу лодку, он встал, помахал рукой:

«Аги! Арнольд! Я набираю новый экипаж!»

Я не совсем понял, для чего нужно набирать новый экипаж. Разве на корабле поднялся бунт? Кто же тогда взбунтовался? Мама У? Но почему? Почему она взбунтовалась? Или Карчи У вдруг выбросил в воду книгу? «На этой ветхой лодчонке и читать стало нельзя!»

Нет, это немыслимо! В чем же тогда дело?

Одно совершенно ясно: «Аквилон» может на нас рассчитывать. Без нас просто невозможно заново набрать экипаж.

Аги махала рукой, кричала. А я греб.

Мимо нас промчался зонт. Перевернутый зонт пронесся по воде мимо нас. За ручку зонта цеплялся доктор киноведения.

«Ау! Я тут! Капитан У, старина!»

На нас он не посмотрел, даже взглядом не удостоил, стремительно скользя к «Аквилону II».

Заметив его, капитан У замахал бескозыркой, и с корабля сбросили веревочную лестницу.

Доктор киноведения в мгновение ока оказался на палубе. Нужно отдать ему должное, он взобрался на палубу с кошачьей ловкостью. Пожал руку капитану У. Помог подняться Аги. А вслед за моей маленькой приятельницей ступил на борт «Аквилона» и я. И отдал рапорт:

«Капитан У! Экипаж в полной готовности!»

С берега донесся голос:

«Иштван! Это невозможно! Ты же сам знаешь, это совершенно невозможно!»

Мы замерли на палубе. Окаменев, смотрели, как с берега летит к нам в белом платье большая Аги, похожая на тревожное облако…

Йолан Злюка–Пылюка, проносясь над Арнольдом, уронила:

— Слушаю да диву даюсь, чего тут болтает без умолку этот завсегдатай канав! Вульгарный завсегдатай сточных труб!

Они сидели рядышком на диване — Арнольд Паскаль и Росита Омлетас.