Иван Манди - Арнольд–китолов

Арнольд не открывал рта. Он совсем позабыл об испанской танцовщице. Уставился во все глаза на Йолан Злюку–Пылюку.

И это продолжалось уже долгие часы! Охотнее всего Росита надавала бы Арнольду пощечин. «Сидит тут, молчит. Будто меня на свете нет! Все за Йолан следит. Чего он хочет от Йолан?»

Йолан Злюка–Пылюка словно услышала ее мысли:

— Кто от меня чего–то хочет, может получить!

Росита испугалась, как школьница:

— Йолан, я ведь ни слова не сказала!

Йолан — с невеселым смехом:

— А зачем говорить? Ни единого слова говорить не нужно. Я и так знаю, что Арнольд, например, уже несколько часов хочет у меня кое о чем спросить. Или я ошибаюсь? Скажите, Арнолька, я права?

— Не знаю, что вы имеете в виду! — запротестовал Арнольд. — Разве что… Ну, в тот самый день…

— В какой такой день? Будьте любезны, пояснее!

— Вы ведь знаете, Йолан, что я имею в виду! Прекрасно знаете. — Арнольд сделал паузу. — Визит к Шиклошам.

— К Лакошам.

— Шиклоши, Лакоши, какая разница! Во всяком случае, в тот день Аги заметила в горке фигуру, которую и замечать–то не стоило, настолько она незначительна!

— Арнолька, не кипятитесь! Вы теряете самообладание!

— Вы правы… в самом деле. Но подумайте сами, ведь это же абсурд! Назвать эту смехотворную фигуру из горки Арнольдом! «Вылитый Арнольд!» И посадить рядом с собой за стол!

— Я ведь уже рассказывала об этом!

«Рассказывала! — подумала Росита Омлетас. — А теперь Арнольд снова хочет все это выслушать. Но зачем?»

Она оглядела Арнольда, сидящего рядом с ней в своих немыслимых, кое–как скрепленных штанах. Размытое, темное пятно — лицо. На курточке одной пуговицы не хватает, ее даже пришивать не стали — так безразлично к нему относятся.

О этот Арнольд!

Сердце танцовщицы наполнилось жалостью. «Глупости! Нечего обращать на него внимание. Я и получше парней видала. Как они по мне с ума сходили! И кто только за мной не бегал! Если перечислить всех моих поклонников!.. Я даже одному диктору с телевидения нравилась! А я кружила им головы! Кружила и вот… Да, этому голову не закружишь! У него и головы–то, пожалуй, нет! О, Арнольд, неужели ты закружил мне голову? Нечего сказать, хорошенькое дело!»

— Вы что–то сказали, барышня? — спросил Арнольд.

— Нет, что вы! Не беспокойтесь! Продолжайте на ту же тему!

— На ту же тему! — рассмеялась Йолан Злюка–Пылюка. — Хорошо сказано, Росита! Именно на ту самую тему! Ну-с, Арнольд, так что вы хотели услышать? Что еще вы хотели услышать?

Арнольд, помаргивая, покосился на Роситу. «Я ее чем–то обидел?»

Но тут же забыл о танцовщице. Сейчас он смотрел только на Злюку–Пылюку. На ее безумные зигзаги в пыли.

И он снова завел свое:

— Когда они сидели за столом и ужинали, Аги все же не называла его Арнольдом? Правда, не называла? Наверное, она называла его Артуром или еще как–нибудь? А что? Артур — красивое, аристократическое имя. Если кто–то торчит за стеклом в горке, его иначе и не назовешь. Только Артуром. В крайнем случае Аладаром. Или, скажем, Арпадом. Но ни в коем случае не Арнольдом! Нет, она не могла его так называть! Йолан, послушайте! Остановитесь на минутку! Куда вы? Погодите! Постойте!

Йолан Злюка–Пылюка улетела.

Арнольд ошалело смотрел перед собой. Он не смел даже покоситься в сторону испанской танцовщицы. Окружавшая ее тишина, казалось, была полна упреков.

Из сада донеслись громкие голоса:

— Хватай его! Лови! Гони правее! Фодор… берегись! Сейчас, сейчас! Вот так, чертяка!

Арнольд прошептал:

— Это Крючок. Я узнаю его голос.

Росита не ответила. Она была погружена в глубокую задумчивость. Но Арнольд не сдавался. Сделал еще одну попытку:

— Вы заметили, милая Росита, что Крючок никогда не кричит. Он едва повышает голос. Скорее, шипит. Так гадко, грозно шипит. А услышишь его сразу! Сидит себе на верхушке дерева, а я внизу, и все же…

«Нет, Росита не хочет со мной разговаривать. Рассердилась. Но за что?»

Между деревьями замелькали цветные футболки. Протянувшаяся вперед рука, казалось, наматывала веревку. Слышался скрип подметок по гравию. Как будто кого–то тянули, тащили, а тот упирался.

— Перестаньте, не дурачьтесь! — голос прерывался от напряжения. — Ну что вы дурачитесь?

— А мы не дурачимся, Борош. — В тоне говорившего явно прозвучала угроза.

— Чего вы хотите? Зачем вам веревка? Отпустите меня!

— Не лягайся! Видали, как он лягается?

Злой смех.

А затем вежливый, смиренный такой голосок:

— Ты видел, Крючок, как я набросил на него лассо?

Тишина. Тишина ожидания приказа.

Крючок с верхушки дерева:

— Тащите сюда Бороша.

В комнате на диване Арнольд:

— Они ведут пленника к Крючку.

— Вы что, репортаж ведете? Корреспондентом радио хотите заделаться? — язвительно спросила Росита.

Крючок не слез с дерева. Соскользнул чуть пониже, а спускаться и не думал. Только ноги свесил.

Пленник стоял под свисающими с дерева ногами в ободранных пыльных сандалиях. Кто–то сзади дернул его — он чуть не шлепнулся носом.

— Ты что? На ногах не держишься? — послышалось сверху.

— Он уже на ногах не держится!

По саду прокатился смех.

— Не следовало его связывать, — сказал в комнате Арнольд. — Некрасиво это, скверно. Но таков уж Крючок!

— Его не Крючок связал.

— Да, не он сам, но по его приказу! Он отдал приказ. Это нам знакомо!

Большие пальцы Крючка грозно шевельнулись в сандалиях.

— Послушай, Борош! Что там насчет футболки?

— Какой футболки?

— С кем я менялся футболками? Дрянную, ветхую, вытянувшуюся футболку обменял на новехонькую. С кем?

— Я никогда не говорил, что… Я только сказал…

— Слышали, что говорит Борош? Так что ты сказал?

— Я только сказал… — Голос безнадежно затих.

Скрип сухого песка и камешков вокруг дерева.

— Начинай наказание! В чем дело? Долго нам ждать?

Один из стражей дернул за веревку.

Борош упал на колени. Второй страж положил ему на шею руку. Как палач свой топор.

— Подымите его! — послышалось сверху. И так как никто не шевельнулся: — Я сказал: поднять его!

— А вдруг он его отпустит? — рассуждал в комнате Арнольд. — Попугает и отпустит. — Он немного подумал. — Должно же в нем быть хоть немного великодушия!

Бороша дернули вверх.

Крючок спустился по дереву ниже.

— Думаешь, я не знаю, как ты всем плакался? Ныл: «Это Крючок заставил меня меняться. Крючок! Да, Крючок! Новехонькую футболку!»

— Я только сказал, что мы обменялись… Больше ничего не говорил. Сказал, что обменялись, и все!

Крючок спрыгнул с дерева. Встал перед Борошем. Придвинулся ближе, прямо к самому его лицу.

— Ты только поплакался Аткари, Марку Шкуго, Отто Шюпеку! — Последнее имя почему–то вызвало в нем особый гнев. — Плакался ты Отто Шюпеку или нет? — Ответа он не ждал. Продолжал перечислять имена: — Жаловался Беле Ремете, Пали Хунглину, Адаму Хинглеру, Тачауеру и Беле Ольдалу! И это еще не все! А ведь я, кажется, тебе кое–что обещал. На торжественном закрытии учебного года. Обещал или нет?