Диана Джонс - Рыцарь на золотом коне

А у Тома оба рассказа были про Обайскую Кипту. «Он прямо-таки одержим ею», – подумала Полли. Первый рассказ был смешной и напомнил ей про великана в супермаркете. В нем Обайская Кипта была штуковиной вроде плечиков для одежды с подписанным на них именем владельца, она появлялась в самых неожиданных местах и навлекала на владельца всяческие неприятности, как тот ни старался от нее избавиться; в конце концов она испортила аудиенцию у королевы, и королева приказала ее сжечь. Во втором рассказе Обайская Кипта представала в куда более зловещем виде. Она приносила беду, но никто не знал, что она собой представляет, и никто никогда ее не видел. Когда Полли читала рассказы, она слышала голос Тома и вспоминала его неряшливо отпечатанные на машинке письма. Этот рассказ заставил ее выпустить из рук последнюю травинку и скатиться по крутому склону. Она решила последовать совету Себа. И последовала – это она помнила.

Только вот что именно она сделала?

Четыре года спустя Полли сидела на кровати и, не веря своим глазам, рассматривала книгу в ее теперешнем виде. Похоже, от прежней в ней сохранился только рисунок на обложке. Название стало другим, рассказы тоже были другие, а авторами значились шесть человек, о которых Полли в жизни не слышала. Она посмотрела на титульный лист – никаких автографов. Лишь один из рассказов присутствовал в обоих наборах воспоминаний – да-да, тот самый… Полли нашла содержание. «Заново», – прочитала она. Автор – Анна Эйбрахам.

Анна Эйбрахам!

– Но это был рассказ Эда! – воскликнула Полли. – Я точно помню… Или нет?

Она медленно повернула голову и посмотрела через плечо на противоположную стену, где она совершенно точно вбила гвоздь, чтобы повесить украденную фотографию. Гвоздь был на месте. На нем висели все медали, которые Полли получила за легкую атлетику в школе. И никакой фотографии. Полли подошла поближе и посмотрела – не было даже темного следа на обоях от маленькой фотографии в овальной рамке.

Полли бросилась к старому деревянному сундучку, где хранились ее важные бумаги, и принялась лихорадочно вытаскивать их оттуда. Может, фотография здесь? И вообще, должна быть еще старая папка с пятью раскрашенными солдатиками и детскими рисунками, изображающими мускулистых чудовищ. Должны быть еще две фотографии – ее и бабушкина, на которых они похожи на седовласых ведьм и щурятся на солнце. Должна быть карта Нигдешней страны, куча недописанных рассказов про Геро и Тан-Кула, одна толстая законченная рукопись – и письма, открытки и снова письма. Должно быть скверно напечатанное письмо про великана в супермаркете.

Ничего этого в сундучке не оказалось. Полли вытаскивала оттуда одну за другой кипы бумаг и, просмотрев и обнаружив, что это опять не то, расшвыривала по полу вокруг. Это были разные рассказы и письма от Фионы, от папы, от тети Мод. Целая пачка писем от Себа. «Полли, любовь моя, – гласило верхнее, – ты ведешь себя нелогично. Я же просто говорю, что, когда ты поедешь в Оксфорд, у тебя наверняка появятся знакомые-мужчины, а я не хотел бы в тебе сомневаться. Почему ты отказываешься объявить о помолвке?..» Полли с досадливым возгласом отбросила их в сторону и закопалась еще глубже. Аттестат об окончании средней школы, аттестат о сдаче экзаменов повышенной сложности, какие-то детские рассказики, рисунки (совсем неплохие и, наоборот, совсем плохие), фотография со школьного спектакля «Двенадцатая ночь», школьные табели, свидетельство о рождении… Все. Полли царапнула по дну – под ногти набилась пыль. Ничего нет.

Она опустилась на колени посреди бумажных груд.

– Было! Ведь было же! Что случилось?! Когда она видела все это в последний раз?

Еще до того, как оборвались ее скрытые воспоминания. Похоже, последний раз был именно тогда, когда она достала украденную фотографию и повесила ее на гвоздь. Без малого пять лет назад. Полли это проверила – пробежалась по простым одинарным воспоминаниям последних четырех лет. Первой, конечно, шла поразительная выходка Фионы, потом экзамены на аттестат, экзамены повышенной сложности, потом они с Фионой решили поступать в Оксфорд и Кембридж… Знакомство с Себом. Первый курс колледжа. Полли складывала документы в сундучок, не глядя, и никогда их не разбирала. А теперь у нее, выходит, нет никаких доказательств, что Томас Линн и в самом деле существовал. Но ведь и в эти годы, годы простых одинарных воспоминаний, в ее жизни было много того, чему она могла научиться только у него: паническая боязнь впасть в сентиментальность, бешенство при виде раскрытой книги, лежащей лицом вниз… Полли привыкла думать, будто научилась этому от бабушки, – выходит, она заблуждалась целых четыре года! Что произошло? Что она сделала? Из-за чего Том исчез, не оставив ни единого следа?

Пришла бабушка, позевывая после дневного сна.

– Полли, лапа, ты не видела Трюфлю? Пора… – Тут она увидела разбросанные бумаги и пустые чемоданы. – Я думала, ты собираешься.

– Отвлеклась. Вроде бы Трюфля недавно была в доме, – ответила Полли.

Не успела она договорить, как Трюфля, несколько раздобревшая за последние годы, услышала свое имя и выскользнула у Полли из-под кровати. Она прошла к бабушке, лавируя среди разбросанных бумаг с достоинством львицы. Маленькой черно-белой львицы. Бабушка, поседевшая и еще больше усохшая, держалась примерно с тем же достоинством. Маленькая седая герцогиня неведомого герцогства, подумала Полли, наблюдая, как бабушка скованно наклоняется и нежно манит к себе Трюфлю.

– Иди сюда, моя прелесть. Пора перекусить. – Бабушка, ты помнишь мистера Линна?

– Кого? Нет, пожалуй, не помню.

– Да нет же, бабушка, должна помнить! Томас Линн. Виолончелист.

– Не припомню никого по имени Томас Линн, кто играл бы на виолончели. Идем, Трюфля.

Трюфля прыгнула бабушке на руки – это потребовало некоторых усилий с обеих сторон. Бабушка выпрямилась, бормоча что-то о вкусной рыбке на ужин.

«И правда не помнит, – подумала Полли. – И я не помню! Как так вышло?»

– Томас Линн, бабушка. Я познакомилась с ним, когда пролезла на похороны в Хансдонхаус.

– В Тот Дом?! – Бабушка резко развернулась к Полли. На ее заострившемся старушечьем лице появилось странное выражение – увидев такое лицо у кого угодно, кроме бабушки, Полли решила бы, что этот человек слегка не в себе. – Что ты делала в Том Доме? Я о нем знать не знаю!