Мишель Альба - Инквизитор

Что он неукоснительно и исполнял. До вчерашнего полудня.

Я вынуждена была выйти на его поиски, все более волнуясь не за свой пустой желудок, а подозревая причину отсутствия маленького глупца-мудреца.

Вчера утром он, и так не обремененный обетом молчания, тарахтел без умолку, перескакивая с шутки на шутку, будто стремился предупредить предательскую паузу. Но она его все-таки поймала, закрыв ему рот всхлипывающим кашлем.

Заглушив его, Баччелло вдруг криво усмехнулся:

– Видно, Франческо там скучно. Без моего носа.

И, развернувшись на коротких ножках, без промедления выскочил за дверь.

Где простоял, опершись о косяк, еще какое-то время, собираясь с силами для следующего броска.

Он не зря вспомнил графа.

Уже равнодушно прощаясь с зеркалом, обнаружила, что там я не одна.

– Ваше Сиятельство?

Острый подбородок, устремленный вниз, бледная кожа, на скулах натянутая до блеска, узкие губы, сбежавшиеся в точку…

Я не знала эту сеньору, как и многих других, населяющих замок. По вполне понятной причине – здесь я живу всего ничего. Какие-то полторы недели, из чего большую половину отгородилась от всех.

Она присела передо мной, тут же выпрямившись с выражением ожидания на треугольном лице. Я с некоторой долей иронии привыкала ко всем этим церемониальным тонкостям придворной жизни, включая и к чему-то обязывающее "Ваше Сиятельство".

Агнеса получила бы непередаваемое удовольствие от зрелища всех этих приседаний перед "сорванцом" Корделией, по которой, по ее глубокому убеждению, плетка уже даже не плакала, а рыдала от безуспешной попытки до нее добраться. Она абсолютно была уверена в правомочности сего предмета переделать мой "невыносимый" характер, где упрямство было, пожалуй, самой положительной чертой. Опять-таки, по ее мнению.

– Мне нужен Баччелло. Покажи мне его комнату.

Остатки ее выщипанных бровок взметнулись вверх:

– Но… это внизу, Ваше Сиятельство.

Ее изумлению не было границ, судя все по тем же бровкам, застывшим в верхней точке выбритого лба.

– А ты, что, не знаешь, как туда добраться? Или тебе некогда?

Я не поняла ее заминки.

– Простите…, но это место для прислуги.

Теперь пришла моя очередь почувствовать себя дурочкой. Опять все те же бесконечные условности. О которых я совершенно забывала, взращенная Джакомо, нашим конюхом, с которым выдраивала своего скакуна, и Агнесой, зажаривая с ней подстреленного на охоте каплуна.

– А у них, что, голова вместо задницы или наоборот?

Мое желание уточнить особенности анатомии слуг, определенно, сеньоре не понравилось. Она передумала изумляться, изобразив на лице нечто наподобие растерянного недоумения пополам с безграничной грустью.

– Проводи меня. Где это?

Сеньора сдалась, вероятно, сравнив упомянутые части тела тех, кто внизу, с теми же, что носила она, придя к выводу, что все мы Божьи дети.

Посторонившись, она пропустила меня вперед и, семеня позади, тихим голосом направляла наше шествие:

– Сейчас направо…, здесь осторожнее, крутая ступенька…, нет, нет, сюда Ваше Сиятельство…, теперь прямо до конца…, это здесь…

Сеньора брезгливо согнутым пальчиком стукнула в его дверь:

– Сеньор Бартоло…

Его комната располагалась рядом с кухней, откуда

несся букет самых разнообразных запахов, по отдельности, возможно, и возбуждающих аппетит, но, объединившись, напротив, решительно его подавляли.

Нос с трудом справлялся с изобилием жареной, пареной и прочей другой снеди, поэтому я не стала дожидаться подступающего к желудку протеста и, уже без церемоний отодвинув ошеломленную подобным несоблюдением приличий сеньору в сторону, толкнула дверь в комнату Баччелло…

Он забился в угол, за штору, предательски выдавшей его скомканными складками от вцепившихся в нее крохотных рук.

Я оглянулась на заброшенную ошеломленную сеньору:

– Меня не надо ждать. Я помню дорогу.

– Но…, – она вконец смешалась.

– Передай всем – в его комнату никому не входить. Ни-ко-му. И ты за этим проследишь.

– Д-да, Ваше Сиятельство…

Сеньора ничего не понимала, и, вытянув шею, попыталась хоть что-нибудь разглядеть за моей спиной, что меня окончательно вывело из себя:

– Тебе что-то не понятно, курица ощипанная?

Не люблю, когда проявляют излишнее любопытство.

Она испуганно вздрогнула и, прошелестев парчой по стеночке, шмыгнула в правую ветвь коридора.

Теперь с месяц, если не больше, всем в замке будет что обсудить. И они будут правы в общем порыве подтвердить древнее изречение – neminem perfectum [12].

Баччелло задыхался, хрипло отхаркивая кровавую слюну. И не удивился, узнав меня:

– Зачем?… Зачем… ты здесь?

Он не дал мне приблизиться к нему, вдруг по звериному зашипев:

– Хочешь посмотреть, как я умру?… Это все ты… Сначала Франческо…, теперь я…

Опять та же тема. Мне это уже меньше понравилось.

Сорвав покрывало с кровати, я бросилась к нему, тут же остановленная его, как оказалось, сильными ручками.

– Это ты…, ты… нас изводишь…

Он забрыкался, отталкивая меня и поскуливая. Не долго думая, я накинула покрывало на его голову, и, обхватив тщедушное дергающееся тельце, приподняла, крепко прижимая сопротивляющиеся ножки.

– Отпусти…, оставь меня…

В попытке вырваться он укусил меня за плечо. Тканевая броня частично смягчила нападение. Но частично. Самое время напомнить ему сейчас о его "проказе" за графским ужином, когда он вознамерился убедиться в чистоте помыслов избранницы Франческо. Но я не злопамятна.

– Баччелло!.. засранец, да, перестань же…, послушай…, о, Боже…

Он придушенно зашипел, теряясь в покрывале:

– Я знаю…, ты выбросишь меня подыхать как собаку…

– Дурак! Замолчи! Я отнесу тебя к себе. И вылечу. И попробуй только меня еще раз цапнуть. Нос оторву.

– Ты врешь. Ты врешь. Зачем тебе больной урод? Поиздеваться надо мной? Как над Франческо?

Он извернулся и, пнув меня в очередной раз, зашелся в стонущем плаче.

Ну, что мне было делать?

Зажав ему рот, я вылетела из комнаты, к счастью, заскакивая именно в те коридоры, которые и привели меня сюда.

Кто-то шарахнулся от меня уже недалеко от спальни.

Но выяснять, кто бы это мог быть, у меня не было ни желания, ни времени.

Сбросив Баччелло на кровать, я прижала его к подушке, одной рукой надавив на грудь, а другой на колени:

– А, теперь, пошевели тем, что у тебя в голове, и ответь мне только на один вопрос, маленький драчун. Ты же не хочешь уйти туда, где твой хозяин?

Он выкатил на меня слезящиеся покрасневшие глаза, источающие боль, злобу и мольбу.

– Что молчишь? Выбор небольшой. Или позабавишься в мире усопших, или, все-таки, согласишься еще подразнить нас, живых. Ну? Отвечай, капризная мартышка.