Каури Лесса - Золушки нашего Двора

— Ну как ты можешь быть не милой, родная? — рассмеялся Аркей и крутанул бронзовый вентиль крана с горячей водой. — Сейчас мы приведём себя в порядок и вновь окажемся на людях. Ты готова?

— Только не оставляй меня одну! — взмолилась Матушка.

— Нет, — серьёзно покачал головой Кай. — Ни за что! Никогда! Но учти, родная, у меня обычно дни проходят очень неинтересно. Если ты хочешь постоянно быть рядом — скоро заскучаешь, уверен!

— Не попробую — не узнаю! — улыбнулась Бруни и взяла с каменного блюда на краю ванной шикарную морскую губку. — Давай, я потру тебе спинку, мой скучный государственный деятель! А потом стисну зубы и перестану бояться выйти отсюда... Только... только обещай мне, что поможешь одеться? Я видела платье, которое девушки мне приготовили... я с ним сама не справлюсь!

— Боюсь, я с ним тоже не справлюсь! — покраснел Кай. — Ну да ладно, что-нибудь придумаем!

После мытья Кай поставил Бруни, закутанную в огромное полотенце и оттого напоминающую статую, в центр комнаты и оделся сам. А затем задумчиво обошёл возлюбленную, кидая взоры то на неё, то на предметы женского туалета, разложенные на специальном столике.

В дверь деликатно постучали, когда он уже готов был сдаться и позвать кого-нибудь из служанок.

— Кто там? — испуганно воскликнула Бруни. В полотенце было тепло и уютно, и вылезать из него ради одеяния цвета чёрной смородины, украшенного белыми, на вид жёсткими и острыми кружевами совсем не хотелось.

— Это Туссиана Сузон, госпожа, — раздался знакомый голос, — первая горничная герцогини Агнуши рю Филонель. Её Светлость прислала меня помочь вам с костюмом и причёской, справедливо полагая, что от спешно приставленной к вам прислуги толку не будет.

— Слава Индари! — выдохнул Аркей, распахивая дверь перед Туссианой. — Передайте герцогине мою благодарность! Бруни, я буду ждать за дверью, хорошо?

Матушка кивнула и с болью посмотрела вслед закрывшейся за ним двери. Каждый его уход отзывался в сердце страхом.

— Добрых улыбок и тёплых объятий, моя дорогая! — приветствовала её Сузон, внимательно разглядывая. — Вы позволите мне помочь вам одеться? Придворные костюмы, к сожалению, созданы для того, чтобы сильно усложнить нам, слугам, жизнь!

Бруни с изумлением посмотрела на неё, и улыбнулась, когда поняла, что это была шутка.

— Прошу вас, госпожа Сузон, — попросила она, — помогите!

— Это я прошу вас звать меня просто по имени, — подняла брови горничная, выбирая из разложенной одежды расшитые кружевами панталончики, — прошли те времена, когда я была для вас госпожой, Брунгильда! Отныне вы госпожа для всех, кроме, может быть, Его Величества и Их Высочеств!

— Мне пока сложно в это поверить... — пробормотала Бруни, с которой ловкие руки горничной разматывали полотенце.

— Прекрасно понимаю вас, — кивнула Туссиана, подавая ей первый, интимный, предмет туалета. Тот самый, в кружевах. — Но придётся привыкать! Деваться-то некуда!

— Точно! — вздохнула Бруни и посмотрела на собеседницу с благодарностью.

Спокойная манера поведения Туссианы, привычка называть вещи своими именами и отсутствие подобострастности и наглости — тех самых черт, что она наблюдала у "монпансье", оказывали на Матушку благоприятное действие.

Спустя полчаса Бруни была одета. Строгое платье напомнило ей виденную однажды в квартале даму-благотворительницу из тех, что жертвовали деньги на Храмовые школы и детские приюты. Однако горничная благосклонно кивнула, из чего Матушка сделала вывод, что платье оказалось ей к лицу.

— Мне кажется, вам не стоит делать вычурные причёски, — заметила Туссиана, усаживая клиентку в кресло перед широким зеркалом. — Я сделаю простой пучок, украшу его парой шпилек со стразами и выпущу пряди — здесь и здесь. С одной стороны, такая причёска подойдёт к стилю платья, с другой, не будет бросаться в глаза, выдавая вас не за ту, кем вы являетесь.

Бруни поймала её руку и, на мгновение задержав в своей, сказала:

— Благодарю вас, Туссиана, за помощь! От всего сердца!

Горничная, кажется, смутилась, что было для неё вовсе не свойственно. Сочувственно похлопала Бруни по руке и занялась её прической.

Когда Матушка, наконец, вышла из комнаты, Кай спокойно стоял у окна. Судя по всему, он успел сходить переодеться, и теперь из-под рукавов и ворота нового полковничьего мундира выглядывали белоснежные кружева рубашки, а начищенные сапоги блестели.

Обернувшись, принц посмотрел на Бруни и улыбнулся одними глазами. Сердце Матушки зашлось в сладкой неге — так безмолвно признаваться в любви и восхищении мог только он, её Кай!

Коротко кивнув вышедшей следом Туссиане, принц подал суженой руку.

— Идём, родная! Отец сейчас обсуждает со свадебным распорядителем предстоящую церемонию, в которую из-за нас с тобой внесены изменения. Надо бы поприсутствовать!

Рядом с ним Матушку охватывало странное ощущение нереальности происходящего. Разве это она, похожая на знатную даму, идёт по коридорам, устланным коврами с традиционным Ласурским орнаментом? Разве это ей кланяются все встречающиеся, а гвардейцы, охраняющие двери, берут "на караул"? Разве за руку её держит не тот человек, с которым она в душе простилась навсегда, а потом обрела снова и опять готова была потерять? Однако спокойствие спутника поневоле передавалось и ей. Конечно, Кай сотни и тысячи раз ходил этими коридорами, не замечая кланяющихся придворных, но дело явно было не в привычке — принц просто не обращал внимания на то, на что не считал нужным тратить собственное время. Хотя успокаивающее пожатие его пальцев Матушка ощущала почти постоянно, и каждый раз это затапливало сердце горячей радостью!

Когда они вошли в богато обставленную комнату, застали там Его Величество, секретаря — немолодого человека очень приятной внешности, распорядителя свадеб — мастера Горни Горина, герцога Фигли Ориша — кузена Гаракенского короля и поверенного в делах свадьбы его дочери, принцессы Ориданы. Последняя тоже присутствовала — улыбалась, как игрушечная кукла и молчала. Матушка с некоторой долей зависти отметила её свободные движения — в своём-то платье она, пока, ощущала себя, как в клетке!

— Надо что-то решать с каретой! — нервно постукивая пальцами о столешницу и косясь на стоящую у окна Оридану, говорил король. — Мы не можем отказать гномам в использовании их подарка! Для них это будет кровная обида, ведь самодвижущийся экипаж они почитают венцом собственной — будь она неладна! — механической мысли!

— Поясни, отец, — попросил Кай, отодвигая стул для Бруни и усаживаясь между ней и королём, — в чём проблема?

— В ней! — сердито буркнул король, кивнув на гаракенскую принцессу, а герцог Ориш укоризненно зацокал языком. — Девушка боится механизмов и категорически отказывается сесть в карету!