Дмитрий Красько - Отпущение грехов

После этой тирады упрямая часть Гаврилы сдалась. Я порадовался за нее, а заодно – за себя. Теперь, значит, расколется. И Сотников не подвел.

– Хорошо, – быстро, словно от скорости, с которой будет произнесено признание, зависело, останется он среди живых или уйдет в мир теней. – Я действительно знаю, где скрывается Катаев. Я скажу тебе место. Только обещай: не трогай его до собрания. Ну, что тебе стоит? Все равно он вместе со всеми будет на квартире Константина Юрьевича.

– Ага, – легко сказал я. – Обещаю. – В самом деле, почему не пообещать? Обещанного три года ждут, а мой карт-бланш заканчивается сегодня в полдень. Получается, я ничем не рисковал. Пусть надеется.

– Он в санатории «Лазурный берег» сторожем работает, – сказал Сотников, сделав огромные глаза – примерно как у мышки, когда она мужественно какает. – Только под другим именем. Он там – Толик Липовый.

Вот как все просто! Думаю, именно из-за этой простоты товарищи из ФСБ столь жестоко лопухнулись. Нет, ну правда – кто заподозрит какого-то сторожа-пропойцу в том, что он – как там Ружин выразился? – мозг целой религиозно-экстремистской организации? Переоденется в цивильную одежду, сядет в крутую тачку, и вот перед изумленной публикой совершенно другой человек. Просим!

Но какого черта Гаврила так не хочет, чтобы я до собрания побывал в сторожке Виктора Катаева, который Толик Липовый (имя-то какое себе чудесное подобрал!)? Что-то там с этой сторожкой нечисто. Что именно? Понятное дело, я бы все равно наведался туда до собрания, но теперь появился лишний повод сделать это. Сотников темнил не зря, я это нутром чувствовал.

– Он, наверное, ценный кадр? – поинтересовался я. – Чем он в вашей лихой организации занимается? Не зря же вы его так законспирировали.

– Никто его не конспирировал, он сам себя законспирировал, – огрызнулся Гаврила. – А занимается тем, что всякие новые идеи придумывает и выносит их на собрание. «Пирл Харбор» тоже он придумал. А Козодой, когда услышал, обеими руками за эту мысль вцепился.

– Хорошо развиты хватательные рефлексы, – прокомментировал я. Значит, Ружин, а с ним и информаторы из госбезопасности были в значительной степени правы – именно тщательно замаскированный Катаев, а не выставленный напоказ Козодой был генератором идей секты. Что мне это давало? А ничего и ни в каком смысле. Кроме, разве, еще одного предлога, чтобы наведаться к гражданину Катаеву раньше, чем он прибудет на чрезвычайное заседание руководства.

И Гаврила Сотников – мне тоже был теперь без надобности. Все, что нужно, я у него уже выпытал, так что он в моем номере сделался просто ненужным балластом, портил кислород и занимал место. Очень наглый, нужно сказать, балласт. Сообразив, что у меня к нему вопросов больше нет, подхватил с кресла бутылку, из которой вылилась не вся водка, и принялся уничтожать ее.

Посмотрев на этот беспредел, я хлопнул рукой по подлокотнику и решительно остановил его, заявив:

– Все. Хватит. Бери шинель, пошли сдаваться.

– Куда? – спросил он, отняв от губ бутылочное горлышко.

– Родным властям. Давай живее, а то они без тебя заскучают – власти-то.

– А я не хочу никуда идти, – заявил Гаврюшка. Он был уже пьян даже больше, чем я, и потерял представление о всяких нормах приличия. Или просто забыл, где находится.

– Вставай, брат Гаврилка, пора, – поторопил я. – А то я тебе сейчас вторую руку, к чертям собачьим, сломаю.

До пленника наконец дошло, что упираться бессмысленно и он, словно приговоренный к смерти через поедание, поднялся на ноги, оставив бутылку сиротливо лежать в кресле.

Я тоже поднялся и повел стволом в направлении двери. Свесив буйну голову, Сотников двинулся в путь. Я – следом.

Гэбэшник очень удивился, увидев нас. На сей раз он не стал играть в прятки, услышав мой голос. Наверное, запомнил его с первого раза и теперь идентифицировал, как опасности не представляющий. Для него, естественно.

Я втолкнул Гаврилу в комнату и сказал:

– Вот, понимаешь. Принимай гостя. Гаврила Сотников, собственной персоной. Ты хотел, чтобы я уступил его вам – так уступаю. Я добрый. Можете забирать в свои застенки и вести там задушевные беседы. Только не убивайте сразу – мне кажется, он еще не совсем потерян для общества. Хотя, конечно, я могу ошибиться.

– А вы уже наговорились? – подозрительно осведомился любитель истории Ближнего Востока.

– Ну. Как на исповеди. Он мне все выложил. Правда, Гаврилка? – я ущипнул промысловика за задницу и, когда тот возмущенно дернулся, весело хохотнул: – Да не переживай так. Тут люди культурные, насиловать тебя не собираются.

– А что вы от него узнали? – ну, очень любознательный молодой человек, этот гэбэшник.

– Мой юный друг, – заметил я, – у меня есть одна навязчивая идея – дожить до полудня. Все свое свободное и даже несвободное время я воплощу тому, чтобы воплотить ее в жизнь. Это все, что я имею вам сказать. Так что можете с чистой совестью приниматься за чтение своей макулатуры – никаких государственных секретов товарищ Сотников мне не выдал.

– Гм? – не поверил гэбэшник.

– Да высосите мне глаз, если это не так, – заверил я. – За сим – бывайте. Я пошел. Не забудьте вызвать машину – Гавриле трудно ходить, у него перебита передняя лапка.

Вернувшись в номер, я усмехнулся, даже приблизительно не зная, как выглядит моя усмешка – бодро или устало, весело или печально. Гулянка продолжалась. Ружин выбыл, и с нашей стороны за столом остался я один. Того, что рядом пристроится ФСБ, я не опасался: относительно моих дальнейших действий они как были, так и останутся в неведении, потому что Сотников не расколется – пока у него остается надежда, что меня шлепнут на квартире Козодоя. Он от этого ничего не выигрывал, зато сохранял видимость чистоты рук.

Самое занятное, что от меня уже ничего не зависело – маховик запущен, охота все равно не прекратится. Когда станет известно, что ночная засада бородатого промысловика закончилась в куче дерьма, сектанты активизируются, и тогда я буду попросту смят девятым валом безумцев, каждый из которых почтет за честь отправить вашего покорного слугу либо к богу в рай, либо к черту в ад – тут уж по обстановке. И, сидя на одном месте со сложенными руками, я только облегчу им задачу.

А вот если начну действовать первым, то еще неизвестно, кто кого и под каким соусом срубает. Мне нравилось думать, что идея относительно внезапного визита на квартиру Козодоя – гениальна, и я, одним махом сто побивахом, разберусь со всеми проблемами сразу. Кто сказал, что в жизни не бывает невероятных удач? Отдельным индивидам, я слышал, удавалось даже машину в лотерею выиграть. Так почему мне – по сути, такому же отдельному индивиду – не выиграть в лотерею жизнь? Я не видел причин, которые могли помешать сделать это. Шестиствольный пулемет, над причинами появления которого я чуть было не сломал голову, к этому визиту подходил весьма. Гэбэшники, получается, не ошиблись – впрочем, я вообще слышал, что они никогда не ошибаются. Хотя лично я в такие глупости не верю. Ошибаются все, даже кукушка, когда откладывает яйца – причем, регулярно.