Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Не-е, – вяло протянул он.

– Погодь, – запротестовал я. – Сколько?

– А сколько даешь? – он оживился.

– А я хрен его знает, где это. Мы сами неместные.

– Это далеко, – удовлетворенно кивнул водитель. – Семь сотен даешь?

– Ого! – сказал я. – Наверное, и правда далеко. Ладно, поехали, – и нырнул в салон.

Шофер вырулил обратно на полосу и, набрав скорость, поинтересовался:

– А чего ты ночью туда собрался?

– Друг посоветовал. Сказал – будешь в этом городе, обязательно в «Лазурный берег» загляни. Уж больно место хорошее.

– Ничего там хорошего нет, – хмыкнул водила. – Тем более ночью.

– Да? Странно. А другу понравилось. Хотя у него всегда со вкусом напряженка была.

– А почему ночью-то? – не унимался бомбила.

– А какая разница? Днем вокруг люди, а сейчас никто мешать не будет. Поброжу по аллеям до утра, а утром – обратно.

– Какие аллеи? – удивился он. – Тебе что, друг не рассказывал, что этот «Лазурный берег» – просто обалденных размеров бетонная коробка, и даже хрен знает, почему ее так назвали. Кто-то грибов переел. Природы совсем никакой нет – если не считать, что сразу за воротами болота начинаются.

– Что – правда? – меня его речь действительно потрясла. – А кто же эту хренотень санаторием обозвал?

– Понятия не имею. Я про него только одно знаю: лечат там каких-то дефективных. Даже не знаю, каких именно. Просто кому-то бабки девать некуда было, вот и вбухали в эту дрянь. Так что, честно скажу- зря едешь. И не понимаю, что твоему другу могло там понравиться.

– Вот сучара! – возмущенно прошипел я. – Это у него шутки такие. Отправить человека за тридевять земель на какую-нибудь ерунду любоваться, а самому в это время ржать втихаря.

– Да он садист – твой друг. В нормальных компаниях за такие шутки морду бьют.

– Били, – отмахнулся я. – Не помогает.

– Ну что, назад?

– Вот уж дудки! Ехать – так ехать. Хоть будет, за что морду бить.

– И то верно, – согласился он и замолчал. Я откинулся на сиденье и тоже молчал. Роль сыграна, актер отдыхает. Его не вызывают на «бис», но это вовсе не значит, что сыграно плохо – судя по тому, как водитель время от времени усмехается и вертит башкой, восхищаясь шуткой моего мифического друга.

Я тоже усмехался, но внутренне. Наружно принял сердитый вид и таращился вперед с заднего сиденья. Вперед – потому что по сторонам башкой вертеть было бессмысленно: вокруг все покрывала тьма.

До «Лазурного берега» оказалось не так уж далеко. Во всяком случае, явно не на семьсот рублей. На пятихатку – от силы. Ее я и протянул бомбиле, выбравшись наружу и добавив на словах:

– Нехорошо это – на приезжих наживаться. Сам ведь можешь приезжим оказаться. Подумай об этом.

– Ну, ты, – сказал он, открывая дверцу, чтобы оказаться со мной нос к носу.

– Ну, я, – согласился я, доставая пистолет и туля его в ноздрю бомбиле. – Возражения есть? Выкладывай.

– Да пошел ты, – сказал он, внимательно обнюхав пушку. Других возражений не возникло, поэтому парень просто укатил, не оставив даже обратного адреса.

– Вали, – хмыкнул я вслед. – Ишь, чего удумал – по три шкуры с бедных путешественников драть.

Конечно, он был не прав, а я – прав. По-моему. Если кто не согласен – пожалуйста. Даже спорить не буду.

Я развернулся и нашарил взглядом конечную точку поездки – санаторий «Лазурный берег». Сделать это было нетрудно по двум причинам. Во-первых, здание, как и предупреждал водила, было верхом архитектурного безвкусия – бетонный куб офигенных размеров. А во-вторых, это вообще было единственное строение в округе. Все остальное возводилось с очевидной любовью. Впрочем, надо всем остальным и архитектор поработал куда более маститый. Иными словами – природа.

Сказать, что санаторий стоял на отшибе – ничего не сказать. Его построили с таким расчетом, чтобы ничто вокруг не напоминало о городе. Пожалуй, единственная здравая мысль во всей затее со строительством. Хотя гениальной ее тоже не назовешь – ежу понятно, что такие заведения должны стоять на свежем воздухе, чистом и незагазованном.

Но я, отправляясь в путь, почему-то даже представить не мог, что это будет выглядеть именно так. Наверное, просто не дал себе труда поразмыслить логически. За что теперь и расплачивался. А именно – стоял перед зданием и горько сожалел о том, что не воспользовался взятой напрокат «Волгой». Потому что забраться в такую глушь – еще полдела. Рано или поздно придется возвращаться, а вот это будет уже куда сложнее. Ибо поймать здесь частника просто нереально. Мобилу же сдуру не взял – по привычке, укоренившейся еще со времен нашего с Ружиным сотрудничества.

Так и не сумев придумать ничего путного по этому вопросу, я решил, что напоролся как раз на тот случай, когда проблемы решаются по мере их поступления. Если уж совсем ничего в голову не придет, пойду пешком. Ближе к рассвету, а может, и после него, машин на дороге должно стать побольше – авось, кто-нибудь да подберет. Правда, есть риск опоздать к общему сбору на квартире Козодоя – но тут уж ничего не поделаешь. Значит, не судьба.

Я шагнул на подъездную дорожку и толкнул калитку. Она отворилась – беззвучно. Все-таки водила был неправ – дворик здесь наличествовал. Другое дело, что назвать этот закуток двориком язык не поворачивался. Участок земли, посыпанный толстым слоем песка, сквозь который лишь кое-где пробивалась жиденькая травка. Размер участка – что-то около шести метров по диагонали. Это притом, что чуть не половину его занимало какое-то основательное, хоть и весьма приземистое строение – то ли сарай, то ли сторожка. Во всяком случае, с окнами. Правда, свет в них не горел, как должен гореть в любой уважающей себя сторожке. Но ведь нравы-то нынче испортились, это поветрие и сторожей коснулось – дрыхнут на работе, как сурки. Поэтому я решил на всякий случай проверить помещеньице на предмет присутствия там Катаева-Липового.

По-прежнему сжимая в руке пистолет, подошел к строению и попробовал дверь. Та подалась. Тогда я шагнул вперед и быстро прикрыл ее за собой, чтобы напрасно не рисковать. Даже в самую темную ночь человеческий силуэт достаточно четко виден в дверном проеме. Если, конечно, смотреть изнутри.

Но шифровался я напрасно. Дело не в том, что внутри никого не было – с этим как раз, оказалось, полный порядок, даже более чем. Просто стоило двери закрыться у меня за спиной, как комнатушку залил-таки яркий свет и голос, раздавшийся справа, спокойно произнес:

– Трах-тибидох. Падай, ты убит.

– Тебе – дох, тебе и трах, – ответил я, автоматически повернувшись к обладателю голоса. – А я еще, как дедушка Ленин – живее всех живых.

– Думаю, это не надолго, – ответили мне, причем совсем не оттуда, откуда поступило предложение падать. Пришлось какое-то время изображать теннисного болельщика, переводя взгляд из одного угла конуры в другой, от первого источника голоса ко второму, и обратно.