Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Киллер к юбилею

— Понимаешь, в чем дело, — дохнул на него алкогольными парами Юра. — Надо мужику его паспорт отдать. Без паспорта ему — кранты.

Снег таял на его роскошной куртке.

— Курточку бы снять, — предложил Китайгородцев и стал освобождать Юру от нее.

Под курткой была вязаная кофта. Юра неловко повернулся, кофта сползла с плеча, и Анатолий вдруг увидел на Юриной рубашке характерные следы от ремней кобуры! У него и самого так бывало. И Костюков увидел тоже.

— А оружие твоё где, дорогой? — спросил он у Юры ласково.

— Какое оружие? — пьяно улыбнулся тот, качнулся и упал бы непременно, если бы его вовремя не подхватил Китайгородцев.

— Вот это, — все так же ласково сказал Костюков, — которое ты носишь в плечевой кобуре. Следы на твоей рубашке откуда? Почему у тебя вытерто вот здесь? Ремни — явно поганые. Экономишь на хорошей амуниции, да?

— Какая муниция, мужики? — Юра обнял Анатолия. — Я же вас уважаю? Вы — сибиряки!

Китайгородцев взял своего обожателя за ворот и тряхнул так, словно хотел вытрясти из него весь хмель. Юра по-настоящему испугался. Анатолий не собирался с ним церемониться, пускай это даже и был тапаевский родственник.

— Где пистолет? — спросил телохранитель. — Куда ты его дел?

— Нет пистолета, — сказал Юра. — Ну чего вы ко мне пристали?

Он еле ворочал языком и вряд ли понимал отчетливо, что происходит.

— Может, действительно не было, — озвучил собственные сомнения Костюков. — В самолет бы его с оружием не пропустили.

Утром Китайгородцев встретил в коридоре незнакомого ему человека. Никогда прежде не видел его здесь. Высокий парень, худой, рано начавший лысеть, с рельефным лицом, будто вылепленным талантливым скульптором — так выразительны были черты его лица и так оно притягивало взор. Парень прошел мимо Анатолия, даже не удостоив его взглядом, и скрылся в одной из комнат, которая еще вчера, как точно знал телохранитель, пустовала. Китайгородцев вошел следом. Парень был один. Распахнутая сумка на полу, сигареты и зажигалка на столе — и больше никаких примет присутствия человека. Он только недавно тут появился, судя по всему.

— Здравствуйте, — сказал телохранитель, улыбаясь незнакомцу как мог широко. — Будем знакомиться? Меня зовут Анатолий. Я живу через три комнаты от вас.

— Виктор, — ответил парень без улыбки.

Взгляд изучающий, будто сверлящий. Рукопожатие — крепкое, как захват. Китайгородцев про себя это отметил.

— Вы тоже родственник?

— Чей? — уточнил Виктор.

— Генриха Эдуардовича.

— Нет.

— А кто, простите?

— А в чем дело?

Не переставая улыбаться, телохранитель продемонстрировал собеседнику свое удостоверение. На Виктора оно не произвело ни малейшего впечатления. Бросил быстрый цепкий взгляд — тут же снова поднял глаза на Китайгородцева, будто спрашивая того: ну и что? Он не шёл на контакт.

— Давно приехали? — спросил Анатолий.

— Сегодня утром.

— Кто вас встретил?

— Я не знаю этого человека.

Вполне возможно, что и Богданов.

— Он же вас сюда и привел?

— Да.

Ну, что за взгляд у этого парня! Колючий… Его глаза не умеют улыбаться…

— А кем вы приходитесь Генриху Эдуардовичу? — вернулся к интересующему его вопросу Китайгородцев.

— Послушай, — сказал парень, и взгляд его потяжелел, как будто налился свинцом, — с твоим любопытством не в охране бы работать, а я прямо и не знаю где…

Он и придумать не мог, где такие типы, как этот охранник, могли бы свое счастье найти. Китайгородцев не обиделся.

— Извините, — сказал он. — Я просто хотел познакомиться.

Еще раз улыбнулся, вышел за порог и закрыл за собой дверь. Только здесь он позволил себе избавиться от дурацкой улыбки.

Попросил Костюкова присмотреть за Ритой, а сам отправился в хозяйский дом, чтобы разузнать у Богданова о новом постояльце. Дело в том, что о молодом человеке по имени Виктор никто не упоминал, когда речь шла о приглашённых гостях.

Шёл снег. Он припорошил следы, и, чтобы их прочитать, приходилось всматриваться. Вот бегала собака. Вот шел человек. Может быть, Андрей Ильич. Или кто-то из охраны. Или Юра — он ведь выходил сегодня ночью, чтобы разыскать владельца кожаной куртки и вернуть тому если не куртку, то хотя бы документы… И снова — собачьи следы. И дальше, под деревьями, еще…

Богданов был в своей каморке. Когда Китайгородцев вошёл, он показал за окно, где сыпал с неба, не переставая, снег:

— Нельзя, чтобы собака до самого утра бегала, Толик. У меня люди должны дорожки расчищать. А тут — тот волкодав!

Как будто жаловался. Телохранитель пропустил его слова мимо ушей.

— Там — новый человек, — произнес он. — Зовут Виктором. Кто он?

— Анин друг.

— Жених?

— Ну, пускай будет жених.

— Ты мне о нём ничего не говорил — что он должен приехать.

— А о нём и речи не было, Толик. Это он сам, явочным порядком. Девушке его, понимаешь ли, двадцать лет исполняется, и он не мог позволить себе не приехать, не поздравить лично.

— Тапаев — в курсе?

— Я доложил.

— И что?

— Он этого парня не видел ни разу. Знает только, что есть такой, что с дочкой его учится. Сказал мне, чтоб поселил в гостевом доме. И больше пока никаких указаний не было.

— Ты об этом Викторе что-нибудь знаешь?

— Ничего.

— Плохо, — оценил Китайгородцев.

— Почему же плохо?

Анатолий не успел ответить, потому что дверь вдруг открылась и в комнату заглянул один из охранников.

— Вас — к телефону, — сказал он, обращаясь к телохранителю. — Москва.

— Иду, — кивнул Китайгородцев, но не сдвинулся с места, поскольку еще не всё разузнал у Богданова. — Юра, который вчера приехал, — он кто?

— Сводный брат Тапаева.

— Это я слышал. Чем занимается?

— Бизнесом, ясное дело. Чем еще тапаевский родственник заниматься может?

— Что-то не очень он на крутого фирмача похож, — засомневался Анатолий.

— А он и не крутой вовсе. Когда-то вроде нормально у него шли дела, потом он погорел… Ну, не в смысле, что пожар, а в смысле, что всем вокруг задолжал… Неприятности у него вроде бы были, он никак расплатиться не мог.

— Сейчас он кому-нибудь должен?

— Вот этого я не знаю, Толик. Чужой карман, как ты знаешь, — потемки.

— И еще… Ты когда-нибудь видел в руках Юры оружие?

— Нет. А что?

— Ничего, — ответил Анатолий. — Это я просто любопытствую.

Телохранитель Китайгородцев:

«Я не люблю родственников своих клиентов. Я не люблю их так, как не любят людей, которые являются постоянным источником проблем и несчастий. Не люблю их за то, что они всё время норовят отправить телохранителя в магазин за сигаретами, за то, что видят в нём самого достойного партнёра для игры в шахматы, шашки, в подкидного дурака или в морской бой. Не люблю за то, что они норовят с телохранителем выпить. Не люблю за то, что просят показать твой пистолет (сначала) и подержать его (двумя секундами позже). Не люблю за то, что со всеми своими проблемами они идут к твоему клиенту, и он этими проблемами вынужден заниматься — карточными долгами, угнанными машинами и беспокойными соседями, которые третируют его непутевых родственничков. Охраняемый входит в положение, начинает всем этим заниматься и иногда переключает на себя внимание тех людей, которые прежде имели дело с его родственниками. Не всегда это внимание безопасно для клиента. Поэтому у меня есть несбыточная мечта. Я хотел бы, чтобы охраняемые мной существовали как бы в вакууме. Идеальный клиент — это человек, не имеющий родственников вообще, ни близких, ни дальних. Круглый сирота. Но так не бывает… У меня когда-то был охраняемый — воспитанник детского дома. Так и тот в итоге обзавелся женой и четырьмя детьми! И еще у жены были родители. Так что и вариант с сиротой не проходит. Тяжело всегда. Телохранителю легко не бывает. Если телохранителю легко, значит, он — в отпуске…»