Уилбур Смит - Хищные птицы

– Что это за талисман, о котором вы говорите, ваша светлость? Нечто особенно святое? – спросил Хэл.

Перегнувшись через стол, епископ схватил Хэла за руку и заглянул ему в глаза.

– Это реликвия самого Иисуса Христа, самая могучая во всем христианском мире, – понизив голос, проговорил он.

Фасилидес смотрел на Хэла с фанатичной лихорадкой в глазах, такой жаркой, что Хэл почувствовал, как по его собственной коже поползли мурашки благоговения.

– Табернакль Марии хранит в себе Чашу Жизни, Священный Грааль, из которого пил Христос во время последней вечери. Это та самая чаша, куда Иосиф Аримафейский собирал кровь Спасителя, когда Тот висел распятый на кресте.

– И где сейчас табернакль?..

Голос Хэла прозвучал хрипло; он, в свою очередь, сжал руку Фасилидеса с такой силой, что старик поморщился.

– Вы сами его видели? Он действительно существует?

– Я молился перед табернаклем, который содержит священную чашу, хотя никто не может ни увидеть саму эту чашу, ни прикоснуться к ней.

– И где эта святая вещь? – Хэл чуть не кричал от возбуждения. – Я слышу о ней всю мою жизнь! Рыцарский орден, в котором я состою, основан в честь этой легендарной чаши. Где я могу ее найти и поклониться ей?

Фасилидес как будто слегка протрезвел от волнения Хэла; он высвободил свою руку из пальцев капитана и откинулся назад.

– Есть вещи, о которых нельзя говорить.

Он вновь стал отчужденным и недоступным. Хэл сообразил, что глупо было бы продолжать разговор на эту тему, и тут же нашел другую, чтобы слегка отогреть застывшее лицо епископа.

– Расскажите мне о флоте, что стоит в заливе Адулис, – попросил он. – Я моряк, и главная моя забота – то, что происходит в море. Есть ли в исламской эскадре корабль, похожий на мой?

Епископ слегка смягчился.

– Кораблей с обеих сторон много. Постоянный грохот перестрелок, жуткие кровопролитные сражения.

– Корабль с четырехугольными парусами, с красным croix pattee? – настаивал Хэл. – Вам сообщали о таком корабле?

Но ему уже было ясно, что епископ ничего не знает об указанном фрегате.

Фасилидес пожал плечами.

– Возможно, адмиралы и генералы сумеют ответить на ваши вопросы, когда мы доберемся до монастыря Святого Луки, – предположил он.

На следующий день они вошли в залив Адулис, держась близко к острову Дахлак в устье залива. Моряки сразу увидели, что Фасилидес весьма точно описал обстановку. Кораблей вокруг было огромное множество. Лес мачт и такелажа виднелся на фоне красных холмов, нависших над заливом. И над всеми мачтами развевались знамена ислама и вымпелы Омана и Великого Могола.

Хэл приказал положить «Золотую ветвь» в дрейф и, поднявшись на грот-мачту, целый час просидел там с подзорной трубой. Сосчитать корабли, стоявшие на якоре в заливе, представлялось невероятным. К тому же вода кипела еще и мелкими судами, доставлявшими разные припасы армии на берегу. В одном лишь Хэл был уверен, когда спустился на палубу и приказал снова поднять паруса: ни одного корабля с прямыми парусами в заливе Адулис нет.

Разбитые остатки флота императора Иясу стояли у Митсивы. Хэл встал на якорь неподалеку от их обгоревших и разбитых корпусов, и Фасилидес отправил одного из своих слуг на баркасе к берегу.

– Он должен узнать, по-прежнему ли штаб-квартира Назета расположена в том монастыре, и, если это так, нам нужно найти лошадей, чтобы добраться туда.

Пока они ждали возвращения слуги, Хэл подготовил все к своему временному отсутствию на «Золотой ветви». Он решил взять с собой только Эболи, а командование кораблем доверить Неду Тайлеру.

– Не стойте все время на якоре. Здесь подветренная сторона, и, если вдруг Буззард найдет вас, вы окажетесь уязвимы, – предостерег он Неда. – Патрулируйте вдоль побережья, на каждый парус смотрите как на вражеский. Если вдруг столкнетесь с «Чайкой Мори», ни при каких обстоятельствах не ввязывайтесь в битву. Я вернусь так скоро, как смогу. Моим сигналом будет красная китайская ракета. Когда увидите ее, вышлите за мной лодку.

Последние день и ночь Хэл провел в подготовительных хлопотах. При первом утреннем свете дозорный крикнул с мачты:

– Из залива идет маленькое дау! Прямо к нам!

Хэл услышал его крик из своей каюты и поспешил на палубу. Даже без подзорной трубы он узнал слугу Фасилидеса, стоявшего на открытой палубе небольшого судна, и послал за епископом. Когда Фасилидес вышел на палубу, на его лице отчетливо виднелись следы вчерашних возлияний. Они со слугой быстро и тихо заговорили между собой.

Потом епископ повернулся к Хэлу:

– Император и генерал Назет все еще в том монастыре. На берегу нас ждут лошади. Мы сможем добраться туда к полудню. Мой слуга привез одежду для вас и вашего слуги, чтобы вы не так бросались в глаза.

В своей каюте Хэл натянул штаны из отличного хлопка, узкие, как белье, и достигающие лодыжек. Башмаки из мягкой кожи имели острые, загнутые вверх носы. Поверх хлопковой рубашки Хэл накинул на плечи расшитую длиннополую тунику, доходящую до середины бедер. Слуга епископа показал ему, как обмотать вокруг головы длинную полосу белой ткани, чтобы соорудить тюрбан-хаик. А поверх этой повязки надевался блестящий железный шлем, похожий на луковицу, остроконечный, украшенный гравированными коптскими крестами.

Когда Хэл и Эболи снова вышли на палубу, вся команда уставилась на них с разинутыми ртами, а Фасилидес одобрительно кивнул:

– Теперь никто не узнает в вас европейца.

Баркас высадил их на берег возле утесов, где ожидал вооруженный эскорт. Лошади были сплошь арабскими, с длинными развевающимися гривами и хвостами, широкими ноздрями и прекрасными глазами. Цельные деревянные седла украшали медь и серебро, а чепраки и поводья были расшиты металлической нитью.

– До монастыря далеко, – предупредил их Фасилидес. – Не будем терять времени.

Они поднялись по тропе на утесы и очутились на равнине, раскинувшейся перед Митсивой.

– Это поле нашей победы! – воскликнул Фасилидес.

Поднявшись на стременах, он широким жестом обвел равнину, вид которой вызывал ужас. Хотя битва состоялась несколько недель назад, стервятники все еще кружили над ней, как темное облако, а шакалы и бродячие собаки рычали и грызлись над грудами костей, обгладывая почерневшие от солнца остатки плоти. Тучи синих мух наполняли воздух гудением. Насекомые тут же налипли на лицо Хэла, пытаясь впиться в его глаза и забраться в ноздри. Белые толстые личинки этих мух так густо облепили гниющие трупы, что казалось, будто те шевелятся, как живые.

Среди этого царства гниющей смерти бродили по широкому полю люди-стервятники, женщины и дети в длинных пыльных балахонах, с замотанными от вони и мух ртами и носами. У каждого имелась корзина, чтобы собирать блестящие пуговицы, мелкие монетки, украшения, кинжалы и кольца, которые они срывали с пальцев обглоданных падальщиками трупов.