Найо Марш - Заклятие древних маори. Последний занавес

– Но ведь мы должны как-то ответить, – сказал Гаунт, выбираясь из машины. – У кого бы узнать, что он такое сказал?

– Я не вполне уверен, – ответил Дайкон, – но, кажется, мне приходилось слышать нечто подобное. По-моему, он сказал, что все мы братья, поскольку происходим от одних прародителей. И еще он просит нас представиться.

– Но им прекрасно известно, кто мы такие, – произнесла миссис Клэр. – Да, некоторые их обычаи выглядят нелепыми, но зато они так стараются нам угодить, милые создания!

– Разумеется, – кивнул Гаунт. – Жаль все-таки, что мы не можем ответить им тем же.

Под приветственный шелест голосов Гаунт поздоровался за руку с Руа.

«Да, он в своей стихии, – с завистью подумал Дайкон. – Здорово у него это получается».

Пройдя вслед за Гаунтом в зал, Дайкон впервые увидел Барбару в новом платье.

Девушка опаздывала, и все остальные уже сидели в автомобиле, когда она примчалась, запыхавшаяся и закутанная в шаль определенно индийского происхождения. Сбивчиво пробормотав извинения, Барбара пристроилась сзади, и Дайкон успел только обратить внимание, что ее волосы слегка поблескивают. Заметила это и миссис Клэр, которая, повернувшись, уставилась на дочь и спросила:

– Не пойму, что это у тебя с прической? Может, тебе хоть немного распушить волосы и зачесать их на лоб?

На что Гаунт быстро заметил:

– А я вот как раз подумал: как красиво уложены волосы у мисс Клэр!

Доктор Акрингтон, который сидел и молчал как рыба, вдруг прокашлялся и пробасил, что концерт станет для них суровым испытанием.

– Спертый воздух, деревянные лавки, вонища и кошачьи вопли. Надеюсь, Гаунт, вы не строите на этот счет иллюзий? Не ждете чего-то особенного? Туземцы вконец развращены собственным бездельем и преступным идиотизмом белых. Мы насылали на них полчища миссионеров, чтобы бедняги перестали пожирать друг дружку, и тут же подсовывали им дрянное виски в обмен на их земли. Мы излечили их от замечательно удобного первобытно-общинного строя, научив взамен лодырничать и получать подачки в виде государственного пособия. Мы отобрали у них вождей, подсунув профсоюзных боссов. Даже от свободной любви мы их отучили, вознаградив венерическими болезнями и священными узами брака…

– Джеймс!

– Такой народ погубили! Посмотрите на их молодежь. Торчат в пабах и борделях…

– Джеймс!

Гаунт, посмеиваясь, напомнил, как батальон маори доказал, что боевой дух предков в них еще не угас.

– Доказал! – запальчиво ответил доктор Акрингтон. – И именно потому, что в армии, с ее простым и ясным порядком, они чувствуют себя как рыба в воде.

Остаток пути никто не раскрывал рта.

Снаружи было темно, и Дайкон не разглядел Барбару. Он только успел заметить, что накидку она оставила в машине. Теперь же, шествуя за девушкой по проходу, Дайкон понял, что Гаунту и впрямь удалось сотворить чудо. Вращаясь в театральной среде, молодой человек научился воспринимать костюм как предмет искусства, и сейчас, любуясь Барбарой, он оценивал ее чудесное превращение со смешанным чувством восхищения и утраты. Гаунт обошел его на повороте, и теперь с ним уже бесполезно тягаться.

«Немного спустя, – уверял он себя, – я все равно полюбил бы ее, даже если бы гадкий утенок так и не превратился в прекрасного лебедя. Я бы показал всем, и ей самой тоже, чего она стоит на самом деле».

Барбара села в кресло между Гаунтом и дядей. На всех кресел не хватило, и Дайкону пришлось пристроиться на страшно неудобном стуле во втором ряду.

«Чтоб не забывал свое место, – сказал он себе. – Презренный клерк».

Тем временем на сцену поднялся Руа. В коротком вступительном слове он рассказал, что многие песни маори так или иначе связаны с погребальным ритуалом. Эти песни не предназначены для посторонних ушей, но есть одна, которую исполнят сегодня и при воспоминаниях о которой всех слушателей еще долгое время будет пробирать мороз по коже.

Сочинила песню, сказал Руа, еще в давние времена одна древняя представительница его рода – по случаю гибели девушки, которая случайно, сама того не ведая, совершила страшное святотатство и поплатилась за него, сорвавшись в Таупо-Тапу. И он пересказал ту ужасную легенду, которую в свое время поведал и Смиту. Именно эта песня, пояснил Руа, не относится к ритуальным, и поэтому на ее публичное исполнение не наложено тапу. Старик бросил взгляд на Квестинга, и глаза его гневно сверкнули. Руа высказал также надежду, что песня покажется слушателям интересной.

Песня оказалась короткой и довольно простенькой – однообразная мелодия, сопровождавшая незатейливые слова. Дайкон подумал, что напугать такая песня может лишь того, кому понятен ее смысл. Лишь в самом финале, когда голос гибнущей в кипящем озере девушки пронзительно зазвенел, Дайкона на мгновение и впрямь охватил леденящий ужас. Тягостное впечатление, оставшееся после исполнения песни, не смогли развеять ни танцоры, ни чревовещатель, ни вундеркинд, ни певица, пытавшиеся развлечь публику.

Гаунт предупредил, что хотел бы выступить последним. С торжественностью, которую Дайкон счел нелепой, актер предложил Барбаре самой сделать выбор, и девушка тут же попросила, чтобы он исполнил монолог из «Генриха V».

– Тот самый, что вы читали в то утро.

Дайкон сразу сообразил, как Гаунт обхаживал девушку, пока они с Саймоном лазали по горам.

«Боже, как все это мерзко», – подумал он.

Впоследствии Гаунт говорил, что передумал и буквально в последнюю минуту решил перенести чтение этого монолога напоследок – ведь публика наверняка вызвала бы его на бис. Однако Дайкон был убежден, что на его решение повлияла прозвучавшая песня о трагической смерти девушки. Как бы то ни было, но, начав выступление с монолога епископа Кентерберийского о Франции, Гаунт переключился на короля Генриха.

И дочитал до конца:

Сам по себе монолог был довольно мрачный, а от мастерского исполнения Гаунта вообще бросало в дрожь. Когда Гаунт закончил читать, секунду или даже больше в зале стояла гробовая тишина, после чего зрители бешено зааплодировали.

– Замерзли, должно быть, вот и решили погреться, – съязвил потом Дайкон в разговоре с Барбарой.

Гаунт, довольный приемом, поклонился публике и затем исполнил еще один монолог из «Генриха V» с такой страстью и воодушевлением, что маори в едином порыве повскакали с мест и устроили актеру неистовую овацию. Пришлось ему на бис прочитать и монолог Генриха в английском лагере под Азинкуром.