Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал… [litres]

Макмиллан, который сидел в той же позе, обхватив голову руками, не шелохнулся и не проронил ни слова.

– Конечно мертв, – продолжал Вулф. – Он пал от сибирской язвы. Пратт сказал, что впервые предложил купить у вас Цезаря для своего эксцентричного пикника больше двух месяцев назад, и вы с негодованием отказались. Потом начался мор. Ваше стадо полегло почти полностью. Однажды утром вы обнаружили, что Цезарь издох. Отчаяние подсказало вам гениальную идею. Букингем, похожий на Цезаря почти как две капли воды, но не стоивший и малой его толики, оставался жив и здоров. Вы объявили, что Букингем пал, и предложили Пратту приобрести Цезаря. Скотовода вы бы вокруг пальца не обвели, но у Пратта от этого мошенничества не убавилось бы – бифштексы из мяса Букингема ничем не хуже бифштексов из Цезаря. Неожиданно нагрянул Клайд, который понимает в скоте, и немедленно обнаружил подмену. Вы заподозрили это, когда он предложил пари. Вы проводили его до машины, поговорили с ним, и ваши подозрения укрепились. Вы уговорились встретиться с ним вечером и все обсудить. Вечером, когда все думали, что вы спите в комнате наверху, вы незаметно выскользнули из дому и встретились с Клайдом. Он сказал, что раскрыл ваш подлог и пригрозил разоблачить вас, чтобы выиграть пари. Вы бы были не только опозорены, но и разорены. Возможно, он предложил вам компромисс: например, вы даете ему двадцать тысяч из денег Пратта, а он половину из них отдает Пратту за проигранное пари. Но вышло так, что вы его ударили, он потерял сознание, и вы решили попытаться обставить дело так, словно его забодал бык. Когда я ночью увидел рога быка, то сразу заподозрил, что их выпачкал кровью сам убийца. Вы явно поторопились, ведь надо было еще вымыть кирку и незаметно пробраться в дом. Вы не могли знать, когда обнаружат тело – через пять минут или через пять часов… – Вулф приоткрыл глаза. – Я вам не надоел? Быть может, хватит?

Макмиллан молчал.

– Ладно. В понедельник ночью я решил, что разгадал загадку, и на том успокоился, чтобы не ввязываться не в свое дело. Однако во вторник все изменилось, так как я согласился на предложение мистера Осгуда расследовать смерть Клайда. Тогда мне казалось, что я справлюсь с задачей за несколько часов. Требовалось найти лишь два подтверждения для доказательства моей версии. Во-первых, расспросить, не видел ли вас кто-нибудь в ту ночь. Если бы выяснилось, что у вас есть железное алиби, мне пришлось бы искать другую разгадку. Во-вторых, предстояло установить, какой бык был на пастбище. Первое я предоставил мистеру Уодделлу, это входило в круг его обязанностей. Второе я собирался выяснить через мистера Беннета после того, как станут известны результаты допроса свидетелей окружным прокурором. До сих пор не могу простить себе эту идиотскую задержку. Дело нельзя было откладывать ни на минуту. И трех часов не прошло с тех пор, как я взялся за дело, как я узнал от вас, что бык пал и его немедленно сожгут. Я попытался кое-что предпринять – позвонил мистеру Беннету, выяснил, что быков-гернзейцев не клеймят, и мистер Гудвин поспешил на место происшествия, чтобы сфотографировать быка, но опоздал. Вы не теряли времени даром. Вы ведь сами заразили его сибирской язвой, не так ли? Может, скажете, как вы это проделали?

Молчание.

Вулф пожал плечами:

– Вы действовали умело и энергично. Пока все шло как по маслу и лже-Цезаря должны были забить и зажарить, опасаться вам было нечего. Но после смерти Клайда пикник отложили, и бык, живой или мертвый, стал представлять для вас угрозу. Смертельную угрозу. Вы не мешкали. Вы не только убили быка, но провернули дело так, что тушу срочно сожгли. Я оказался в тупике. Вы провели меня, как мальчишку. От быка остался только пепел, а с быком прощай моя надежда доказать, что за мотив был у вас для убийства Клайда. Я попал впросак. Я даже не знал, как доказать, что бык на пастбище был не Цезарь. Вторник был затрачен впустую. Я беседовал с вами, пытаясь поймать вас в ловушку, высказывая совершенно абсурдные предположения, но вы держались настороже. Вы упрекнули меня, что я оскорбляю вас подозрениями, и гордо ушли. Я попытался расколоть Бронсона, но тщетно. Такие люди непробиваемы, когда у оппозиции нет фактов, а фактов-то у меня и не было. Правда, кое-какие мысли у меня появились. Так, Клайд рассказал Бронсону, как собирается выиграть пари, следовательно, Бронсон знал, что вы убийца. Возможно, он даже был свидетелем убийства, притаившись в темноте. Должно быть, он пытался вас шантажировать. Все это я предполагал, но, естественно, доказать ничего не мог.

Вчера утром я встретился с мистером Беннетом. Я узнал много полезного о быках, но и только. Затем мне сообщили о смерти Бронсона. Этого я ожидал. Накануне я заподозрил, что он шантажирует вас, и в сердцах обозвал его глупцом. Он и в самом деле оказался глупцом. В этом случае вы тоже не теряли времени даром. Такие люди, как вы, сэр, когда на них сваливаются беды, становятся очень опасными. Они способны на самый отчаянный поступок и при этом не теряют присутствия духа. Я не боялся остаться с вами в одной комнате, поскольку все знали, что мы там, но при иных обстоятельствах я мог и не отважиться.

Макмиллан поднял голову и наконец заговорил:

– Со мной все кончено.

– Боюсь, что да, – кивнул Вулф. – Если даже присяжные сочтут, что им не хватает оснований, чтобы осудить вас за убийство первой степени, вас осудят за мошенничество, и Пратт подаст встречный иск на сорок пять тысяч долларов. – Вулф вздохнул. – А ведь вы убили Клайда Осгуда, чтобы избежать обвинения в мошенничестве. Теперь вам этого не миновать. Как минимум.

Макмиллан мотнул головой, словно пытался отогнать от себя что-то. Этот жест показался мне знакомым. Вскоре скотовод повторил его, и я вспомнил: именно так мотал головой бык на пастбище…

Макмиллан посмотрел на Вулфа и сказал:

– Сделайте мне одолжение. Мне нужно на минуту спуститься к машине. Одному.

– Вы не вернетесь, – пробормотал Вулф.

– Вернусь. Я всегда держал слово. И пятьдесят лет назад, и теперь. Я буду здесь через пять минут.

– Почему я должен согласиться?

– Вы не должны. Но я вам отплачу. Я напишу все, что нужно, и подпишусь. Могу писать под вашу диктовку. Обещаю. Но только тогда, когда вернусь, не раньше. Вы спрашивали, как я убил Букингема. Я покажу вам, как было дело.

– Выпусти его, Арчи, – сказал Вулф, не открывая глаза.

Я не шелохнулся. Я знал, что он подвержен романтическим порывам, и думал, что, поразмыслив немного, он преодолеет приступ сентиментальности и возьмет свои слова обратно. Но несколько мгновений спустя он рявкнул:

– Чего ты ждешь?

Я распахнул дверь. Макмиллан вышел тяжелой, твердой поступью. Я повернулся к Вулфу и съехидничал: