Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 6. Дело о блондинке с подбитым глазом

— Протестую, — заявил Драмм. — Совершенно бессмысле ный вопрос!

— Поддерживаю протест, — согласился судья. — Ваш вопрос касается несущественного разговора, который мог иметь место более трех лет назад.

— Нет, ваша честь, — возразил Мейсон, — вопрос заключается в том, что сообщала ли свидетельница своему свекру о рождении сына хоть раз?

На лице судьи Уинтерса отразилось удивление.

— Послушайте, защитник, уж не хотите ли вы сказать, что… Протест отклоняется.

Хелен Бартслер спокойно ответила:

— Нет, я ни разу ему не говорила. Это бессердечный, жестокий тиран и эгоист. Он не испытывал любви ни к собственному сыну, ни ко мне и так и не признал меня членом их семьи. Тогда я решила, что рождение моего сына никоим образом не коснется Джейсона Бартелера.

Судья Уинтерс, наклонившись к столу, переспросил:

— То есть он так и не узнал, что имеет внука?

— Я никогда не говорила ему об этом, — холодно отрезала Хелен.

Судья Уинтерс сокрушенно покачал головой.

— Продолжайте, — предложил он Мейсону, уставившись на свидетельницу.

— Связывались ли вы с Джейсоном Бартслером после того, как ваш сын был похищен? — спросил Мейсон.

— Нет.

— Вы не знали, что в тот вечер Милдред Дэнвиль будет у вашего дома?

— Нет. Я предполагала, что она приедет к Элле Броктон, на Олив-Крест, 2312.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — У меня все.

— У суда имеются к вам несколько вопросов, миссис Барт-слер, — сказал судья Уинтерс. — Я так понял, будто бы вы в отместку за то, что Джейсон Бартслер не допустил вас в лоно своей семьи, решили скрыть от него факт рождения вашего сына?

— Нет, ваша честь, я ничего не скрывала. Я просто не сообщала ему об этом. Метрика о рождении ребенка в полном порядке.

— Но не скрыли же вы это и от самого ребенка?

— Скрыла, ваша честь. Ради его же блага.

— Это единственная причина?

— Да, ваша честь.

Судья огорченно вздохнул.

— Что ж, прекрасно, — сказал он далеко не радостным голосом. — Пригласите следующего свидетеля обвинения.

Драмм вызвал специалиста по баллистической экспертизе, который удостоверил, что пули, оказавшиеся смертельными для Милдред Дэнвиль, были выпущены из револьвера, представленного суду в качестве вещественного доказательства.

Следующий эксперт, занявший свидетельскую стойку, показал увеличенные изображения отпечатков пальцев, обнаруженных на револьвере. «Все отпечатки принадлежат одному человеку», — заявил он, а потом представил увеличенные изображения отпечатков пальцев обвиняемой и долго и нудно доказывал их сходство. «На револьвере имеются не менее семи ясных отпечатков, — разъяснил он, — каждый из которых имеет столько общих черт с отпечатками пальцев обвиняемой, что это позволяет нам утверждать без всяких сомнений: отпечатки на револьвере принадлежат обвиняемой. Что касается нескольких смазанных отпечатков, также обнаруженных на револьвере, то и на них достаточно сходных черт, позволяющих отнести их к обвиняемой. В то же время нет ни следов, ни отпечатков, оставленных кем-либо другим. Другими словами, все отпечатки пальцев, которые можно различить на револьвере, принадлежат обвиняемой, а те, что невозможно определить, не дают основания утверждать, что они были оставлены кем-либо другим.

Было видно, какое впечатление произвели эти показания на судью Уинтерса. Он тщательно и скрупулезно проверял их, потратив на это весь оставшийся день, сверял фотоснимки различных отпечатков пальцев и пытался лично удостовериться в их сходстве.

В половине пятого судья объявил, что следующее заседание состоится завтра утром.

Мейсон и Делла Стрит возвращались пешком к себе в контору.

— Итак, Делла, теперь нам точно известно, что Хелен Барт-слер лжет. Она наверняка открывала сточный кран. Уличить ее во лжи нет возможности, тем более что на полицейских фотоснимках невозможно различить, стекала вода из бака или нет. Я бы заморочил ей голову и заставил признаться, что она открывала кран, если бы не влез так некстати судья Уинтерс: в сущности, он и указал всем на скрытый подвох в моих вопросах и дал понять, к чему я клоню. Это насторожило Хелен, и теперь она ни за что на свете не признается, что открывала кран.

— Вы считаете, она замешана в убийстве? — спросила Делла.

— Трудно сказать. Мы знаем, что она лжет. Лжет насчет телефонного разговора с Милдред Дэнвиль, лжет, будто не знала, что Милдред будет у нее в десять вечера, и, возможно, переврала час отъезда из дома. Она, скорее всего, солгала про кран для того, чтобы покрыть остальной обман.

— Как же можно до такой степени изолгаться? — возмутилась Делла.

— На что только не пойдешь ради спасения собственной шкуры, — сказал Мейсон. — В делах с убийствами такое встречается сплошь и рядом. К примеру, та же Хелен Бартслер. Вполне возможно, она не принимала прямого участия в убийстве Милдред Дэнвиль; но знала, что Милдред будет у нее дома в десять вечера. Где-то около десяти часов вечера она приехала домой, обнаружила убитую Милдред и решила убежать оттуда, создав себе алиби. Повод, из-за которого они договорились по телефону о свидании в десять вечера, был каким-то особенным, из-за чего она и хотела остаться чистенькой. Вот почему она поехала к своей подруге Элле Броктон. Если расколоть эту самую Броктон, то у нас появится шанс опровергнуть алиби Хелен, но это один шанс из ста. А что, если взяться с другого конца? Откуда лейтенант Трэгг узнал об убийстве? По анонимному телефонному звонку — но кто звонил? И почему? И в чем причина подобной привязанности Милдред Дэнвиль к сыну Хелен? Пока не ответим на эти вопросы, мы обречены блуждать во тьме.

— Все, что вы рассказали, мне ясно, — сказала Делла Стрит. — Но как вы собираетесь это выяснить?

— Прежде всего надо узнать, почему Милдред Дэнвиль столько времени продержала машину на стоянке. Кроме того, выяснить, почему история с синяком Дайаны вызвала такую реакцию у Милдред. Какие у тебя соображения на этот счет?

— Скорее всего, Милдред встревожилась из-за того, что Карл Фретч проник в комнату Дайаны, рылся в ее вещах. Должно быть, там находился какой-то важный предмет… который и вызвал такой переполох. Но что это был за предмет?

— Черт его знает!

— Что же вы собираетесь предпринять?

— Сегодня вечером мы попробуем завладеть дневником.

— Шеф, это безрассудство!

— Чему быть, того не миновать, Делла. Я чувствую себя врачом у постели больного, которого бессилен спасти. Адвокат — тоже врач, Делла, только он врач правосудия. Черт! Восстановить бы ход событий двадцать шестого числа, найти хотя бы крохотный прокол в версии обвинения. Того и гляди, скоро сам поверю в виновность моей подопечной.