Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 6. Дело о блондинке с подбитым глазом

— А ну-ка, дуйте сюда немедленно или…

Мейсон, выжав сцепление, резко нажал на акселератор. Машина, рванув с места, помчалась по улице. Повернувшись к Делле, Мейсон удовлетворенно хмыкнул:

— Теперь наши дела обстоят гораздо лучше.

— Вы хотели сказать — хуже?

— Ну почему?

— Полицейский узнал вас. Он потребует Модину к себе наверх, и тот выложит, как вы заплатили ему за то, чтобы…

— Вынести мусор, — вставил Мейсон.

— Но ведь вы выдавали себя за полицейского. Тот полицейский подумал, что Модину послал сержант…

— Не сержант, а Сардж.

— Да, но это вымышленное имя.

— Вот именно. Каждый человек имеет право присваивать себе любое имя, за исключением тех случаев, когда он выдает себя за кого-либо другого.

— Но вы взяли вещественное доказательство.

— Я заимел батон черствого хлеба, который они выбросили в помойное ведро.

Делла Стрит покорно вздохнула.

— Что ж, мне кажется, я могу с чистой совестью доверить вам самому вылезать из всего этого. Вам не впервой выкарабкиваться из передряг, но в этот раз вы вели себя просто вызывающе.

— В этом-то вся прелесть: показаться с открытым забралом. Достань батон и проверь, там ли дневник.

Делла дотянулась до батона, выковыряла ею же приготовленную затычку и достала из батона туго свернутую тетрадь с клеенчатой обложкой. Мейсон довольно усмехнулся:

— Фортуна поворачивается к нам лицом, Делла.

— Посмотрим, как будет дальше.

— А дальше уже не важно. Все, что человеку нужно от судьбы, — это чуточку везения, остальное же зависит от него самого.

— Вы не боитесь, что сержант Голкомб применит к нам крутые меры, как в прошлый раз?

— Возможно, но никакой радости это ему не принесет.

— Почему?

— Потому что нам сейчас и близко нельзя показываться возле нашей конторы. Нужно закопаться куда-нибудь на время и проштудировать этот дневник от корки до корки. Затем мы упакуем его и отправим по почте на твой адрес. К тому времени, пока Голкомб выяснит, где находится дневник, представление уже будет закончено.

— Это будет чувствительной оплеухой для сержанта Голком-ба! — воскликнул Делла.

— Делла, умоляю, не надо, — хмыкнул Мейсон, — а то я сейчас разревусь.

Центр города окаймляла вереница небольших гостиниц, в одной из которых и пристроились Мейсон и Делла Стрит. Они уселись поудобнее на сомкнутых креслах, стоящих в холле, пояснив клерку, что дожидаются приятеля.

Мейсон вынул из кармана свернутую в трубку клеенчатую тетрадь, раскрыл ее и уложил на правом подлокотнике своего кресла. Делла прижалась к нему, и они вдвоем углубились в чтение записей, сделанных девушкой, которой уже не было в живых.

Дневник начинался с даты пятилетней давности, он открывался романтическим вступлением, из которого можно было догадаться, что автор смотрел на жизнь сквозь розовые очки. В этот период записи велись чуть ли не каждый день, большей частью — бурные переживания влюбленной девушки.

Мейсон торопливо перелистывал эти страницы, у Деллы, чей взгляд привлекал тот или иной отрывок, каждый раз вырывался недовольный возглас.

Затем последовал период сомнений, разочарований, записи стали вестись реже: иногда события, происшедшие за неделю, умещались на трех строчках, как правило, полных ожиданий, страдания, тревог. Затем Миддред Дэнвиль познакомилась с Хелен Бартслер, и дневник достоверно отразил странные взаимоотношения, возникшие между двумя женщинами; настолько странные, что в это трудно было поверить.

С одной стороны — Хелен Бартслер, лишившаяся горячо любимого супруга и изгнанная из его семьи безжалостным свекром, считавшим ее авантюристкой, вскружившей голову его сыну. С другой — Милдред Дэнвиль, разочаровавшаяся в жизни женщина, готовящаяся стать матерью. Хелен критиковала нелепые законы общества. Будь мальчик ее сыном, говорила она, ему, как потомку героя, было бы уготовано светлое будущее. Сыну же Милдред Дэнвиль грозило пожизненное клеймо безотцовщины.

Казалось, еще немного — и женщины обменяются биографиями. Были они одного возраста, веса, роста, да и на лицо схожи. Милдред стала посещать консультации в солидной клинике, где выдавала себя за вдову Роберта. Бартслера, небрежно предъявляя при случае свидетельство о браке. У врача, принимающего роды, при оформлении документов даже не возникло подозрений относительно того, что родившийся мальчик является сыном пропавшего без вести Роберта Бартслера и Хелен Чистер Бартслер.

Тогда Милдред предполагала, что Хелен впоследствии передаст мальчика ей на усыновление, но так как они жили, обменявшись именами, спешить с этим не было смысла — а в это время крохотные ручонки все крепче сжимали сердца двух одиноких, потерянных женщин. Постоянно откладывая вопрос об усыновлении, они вдруг с ужасом поняли, что такой шаг сделать будет нелегко. Вскоре начались первые трения, дружба двух страдающих сердец дала трещину. Обе женщины все больше замыкались в себе, и Хелен Бартслер предстала перед Милдред уже в ином свете.

Тон дневниковых записей постепенно менялся, пока наконец у изверившейся Милдред Дэнвиль не выплеснулись строки: в них она давала убийственную характеристику своей подруге, как женщине расчетливой, эгоистичной, мстительной и хладнокровной, чье первоначальное великодушие составляло часть грандиозного и зловещего плана, претворяемого в жизнь под знаком отмщения человеку, которого она ненавидела — Джеймсу Бартслеру.

Милдред Дэнвиль, казалось, обрела некое философское отношение к жизни. Оно досталось ей ценой страданий, ибо сама жизнь не предоставила ей иного выбора. Однако именно это пришло на выручку, когда Хелен Бартслер спрятала ее ребенка, отказавшись сообщить Милдред о его местонахождении и своих намерениях касательно его судьбы.

Милдред обратилась к адвокату, который, однако, отговорил ее затевать процесс на том основании, что у нее нет на это юридического обоснования; в этом месте Мейсон вполголоса заметил:

— Адвокат наверняка не поверил ей, посчитав всю историю фальсификацией.

— Вряд ли можно винить его за это, — сказала Делла. — Выходит, Милдред собственными руками отдала Хелен Бартслер свое единственное сокровище. Какая трагедия! Представляете, сколько тягот перенести, а потом даже не иметь возможности видеть своего ребенка!

Мейсон согласно кивнул и сказал:

— Давай-ка теперь взглянем на последние записи. Может, они прольют хоть какой-нибудь свет на случившееся.

— Ну, не надо. Лучше дочитаем все до конца…

— Нельзя знать, когда сержант Голкомб предпримет контратаку, — буркнул Мейсон. — Нам нужно найти сведения о событиях, непосредственно приведших к убийству.