Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

Розмари возникла перед его мысленным взором: волнистая прядь каштановых волос закрывает ухо, сквозь прикрытые ресницы поблескивают темно-синие глаза. Нежные яркие губы скривились в легкой гримаске.

— Энтони Браун! Красивое имя!

— С глубокими корнями, говорит о респектабельности. При дворе Генриха Восьмого управляющим служил Энтони Браун.

— Небось ваш предок?

— Готов поклясться, что да.

— Лучше не надо.

Он приподнял брови.

— Я родился в британской колонии.

— Не в Италии?

— А-а, — он засмеялся. — Намекаете на мою оливковую кожу? У меня мама — испанка.

— Тогда понятно.

— Что понятно?

— Много чего, господин Энтони Браун.

— Вижу, мое имя вам понравилось.

— Я так прямо и сказала. Красивое имя.

И тут же, словно нанесла внезапный удар из засады:

— Куда красивее, чем Тони Морелли.

Ему показалось, что он ослышался. Не может быть! Откуда? Он схватил ее за руку. Схватил так грубо, что она отшатнулась, поморщившись.

— Вы что! Больно!

— Откуда вам известно это имя?

Хриплый голос звучал угрожающе.

Она засмеялась, довольная произведенным эффектом. Ну не дурочка?

— Кто вам его назвал?

— Человек, который вас узнал.

— Кто он? Это очень серьезно, Розмари. Мне нужно знать. Она искоса взглянула на него.

— Мой двоюродный брат, Виктор Дрейк. У него дурная репутация.

— Никогда о таком не слышал.

— Едва ли вы знали его под этим именем. Не хотел порочить доброе имя семьи.

— Понимаю, — с расстановкой произнес Энтони. — Это было... в тюрьме?

— Да. Я тут делала Виктору выговор — мол, что же он нас всех позорит. Ему, понятное дело, на это плевать. Но вдруг он улыбнулся и сказал: «Ты, моя дорогая, сама не очень разборчива в выборе знакомых. Видел я, как ты отплясывала с бывшей тюремной пташкой — одним из твоих лучших друзей. Он представляется как Энтони Браун, а в каталажке его звали Тони Морелли».

— Надо возобновить знакомство с этим другом молодости, — сказал Энтони беззаботно. — Тюремные связи — штука ценная.

Розмари покачала головой:

— Поздно. Его спровадили в Южную Америку. Уплыл вчера.

— Ясно, — Энтони вздохнул с облегчением. — То есть, кроме вас, о моей страшной тайне не знает никто?

Она кивнула.

— Так и быть, никому не скажу.

— Да уж, пожалуйста, — в голосе его зазвучала сталь. — Розмари, это может плохо кончиться. Вы же не хотите, чтобы ваше кукольное личико изрезали ножичком? Есть люди, которым ничего не стоит взять и испортить женскую красоту. А можно и на несчастный случай нарваться. Такое бывает не только в книжках и кино. Бывает и в самой обычной жизни.

— Вы мне угрожаете, Тони?

— Предупреждаю.

Как она отнеслась к этому предупреждению? Поняла ли, что он совсем не шутит? Эх, дурочка. Хорошенькая головка, да с мозгами туго. Где гарантия, что свой ротик она будет держать на замке? Надо вбить ей в голову — болтать об этом опасно.

— Забудьте, что слышали это имя — Тони Морелли. Понимаете?

— Да у меня нет никаких комплексов, Тони. Я — человек широких взглядов. Это же так здорово — повстречаться с преступником. Так что стыдиться вам нечего.

Ну не кретинка ли? Энтони окинул ее холодным взглядом. В тот момент еще подумалось: «Как я мог увлечься этой пустышкой?» Он никогда не был терпимым к глупцам — даже женского рода. Даже с симпатичными мордашками.

— Забудьте о Тони Морелли, — сказал он твердо. — Я говорю серьезно. Не произносите впредь это имя.

Придется уезжать. Выбора нет. Полагаться на то, что она будет молчать, нельзя. Захочет сболтнуть — сболтнет.

Розмари улыбнулась ему очаровательной улыбкой, но он остался холоден.

— Ну, что вы такой сердитый? Свозите меня на той неделе потанцевать.

— Меня на той неделе не будет. Я уезжаю.

— Только после моего дня рождения. Вы же меня не подведете? Я на вас рассчитываю. Даже не думайте отказываться. Меня этот грипп и так замучил, до сих пор в себя не пришла Мне нельзя огорчаться. Так что приходите.

Он мог проявить настойчивость. Мог махнуть на нее рукой — и уехать тут же.

Но вдруг через открытую дверь увидел — по ступенькам спускается Айрис. Айрис — само изящество, стройная, бледное лицо, темные волосы, серые глаза. Красотой она уступала Розмари, зато была личностью, какой Розмари не будет никогда.

В эту секунду Энтони возненавидел себя: как он мог клюнуть, хоть и в малой степени, на чисто физическую красоту Розмари? Так подумал Ромео о Розалине, когда впервые увидел Джульетту.

На Энтони Брауна словно снизошло озарение.

И он сказал себе, что выбирает совершенно иной путь.

Стивен Фарради думал о Розмари — с невероятным изумлением, какое всегда будил в нем ее образ. Обычно он гнал мысли о ней прочь, едва они возникали, но иногда с настойчивостью, свойственной ей при жизни, она не позволяла отделаться от себя так легко.

Его первая реакция всегда была одинаковой — вспоминая сцену в ресторане, Стивен быстро поводил плечами, словно отмахивался от назойливой мухи. Вот уж о чем вспоминать он совершенно не обязан! И тогда его мысли уплывали вглубь, во времена, когда Розмари была жива: вот она улыбается, дышит, пристально смотрит ему в глаза...

Как он мог быть таким немыслимым идиотом!

Изумление охватывало всего его целиком, переполняло до крайности. Как такое могло произойти? Это просто выше его понимания. Жизнь словно поделилась на две части: в первой царили здравый смысл, равновесие, упорядоченное движение к цели, вторая являла собой совершенно не свойственное ему, краткое помешательство. Эти две части не желали стыковаться.

При всех своих способностях, проницательности и интеллекте, Стивен был не в состоянии понять, что части эти никак друг другу не противоречили.

Иногда он оглядывал свою жизнь, пытаясь оценить ее хладнокровно, без лишних эмоций, и всякий раз был готов самовлюбленно себя поздравить.

С самого раннего возраста Стивен был полон решимости преуспеть в жизни — и это ему удалось, хотя на начальных этапах без препятствий не обошлось.

Его взгляды и убеждения всегда отличались простотой. Он верил в силу желания. Если человек чего-то пожелает, он может этого добиться!

Маленький Стивен Фарради упорно культивировал свою волю. Порой ему приходилось обращаться за поддержкой, но вообще же он добивался всего собственными силами. Бледненький семилетний паренек с открытым лбом и решительным подбородком, он намеревался взлететь высоко — очень высоко. Стивен уже знал, что родители не будут ему подспорьем. Мама вышла замуж за человека, стоявшего ниже ее на социальной лестнице, о чем не раз пожалела. Отец занимался мелким строительством, был человеком хитрым, практичным и прижимистым, жена и сын относились к нему с презрением...