Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

— Именно. Этот Браун дал понять, что интересуется оружием. Вскоре после его появления и случилась эта история с диверсией на заводе — случайное совпадение? Брауну удалось наладить связи со многими дружками Дьюсбери, причем обхаживал он именно тех, кто был связан с производством оружия. В результате ему показали много такого, чего показывать было никак нельзя, так я считаю... в итоге на двух или трех заводах возникли серьезные неприятности — вскоре после того, как там побывал он.

— Интересная личность — господин Энтони Браун.

— Да. Видимо, обаятельный мерзавец, который умеет втираться в доверие.

— И какая ему польза от госпожи Бартон? Ведь Джордж Бартон к оружию отношения не имеет.

— Никакого. Но Браун и госпожа Бартон были достаточно близки. Возможно, он ей что-то выболтал. Вы, полковник, лучше других знаете, сколько интересного может вытянуть из мужчины красотка.

Рейс кивнул, понимая, что старший инспектор намекает на его прошлую работу начальником отдела контрразведки, а не на его, как мог бы подумать дилетант, личные проколы на этом поприще.

Помолчав минуту-другую, полковник спросил:

— Вы добрались до писем, которые получил Джордж Бартон?

— Да. Вчера мы нашли их в его столе. Собственно, их мне передала мисс Марль.

— Эти письма меня очень интересуют, Кемп. Что о них говорят специалисты?

— Дешевая бумага, обычные чернила, отпечатки пальцев Джорджа Бартона и Айрис Марль, а также масса неопознанных отпечатков и оттисков на конверте — видимо, сотрудников почты. Письма напечатаны на машинке, специалисты говорят, что автор — человек образованный и в добром здравии.

— Образованный. То есть не кто-то из прислуги.

— Видимо, так.

— Еще интереснее.

— По меньшей мере это означает, что подозрения были у кого-то еще.

— И этот кто-то не пошел в полицию. Кто-то решил посеять в душе Джорджа подозрения, но остановился на полпути. Это весьма странно, Кемп. А если эти письма написал он сам?

— Все может быть. Только зачем?

— Предварить собственное самоубийство. Но обставить его как убийство.

— Чтобы забронировать Стивену Фарради место на виселице? Интересная мысль. Но тогда он подготовил бы явные улики, доказывавшие, что убийца — именно Фарради. А сейчас против последнего у нас нет ничего.

— А цианид? В чем он был?

— Представьте себе, под столом мы нашли небольшой пакетик из белой бумаги. Со следами кристаллов цианида. Отпечатков пальцев нет. В детективной истории бумага, разумеется, была бы какой-то особенной, по-особому сложенной. Этим авторам детективных романов я прочитал бы курс на основе своей каждодневной работы. Я бы им сказал, что в большинстве случаев ничего отследить невозможно и никто ничего не замечает!

Рейс улыбнулся.

— Ну, это вы хватили. Вчера тоже никто ничего не заметил?

— Я как раз этим занимаюсь. Я коротко допросил всех вчера вечером, потом поехал на Элвастон-сквер с мисс Марль, чтобы осмотреть стол и бумаги Бартона. Сегодня поговорю со всеми основательно, а также допрошу людей, которые сидели за двумя другими столами в алькове... — Он пошелестел бумагами. — Вот они. Джеральд Толлингтон из гренадерского гвардейского полка и достопочтенная Патрисия Брайс-Вудворт. Молодая пара, они обручены. Наверняка не видели ничего, кроме друг друга. И господин Педро Моралес, малопривлекательный тип из Мексики, у него даже белки глаз желтые, а с ним некая мисс Кристин Шэннон, роскошная блондинка в поисках золотого тельца, тупейшее создание, но с нюхом на деньги. Ставлю сто против одного, что никто из них ничего не видел, но на всякий случай я записал их имена и адреса. А начнем мы с официанта, Джузеппе. Он здесь, сейчас я распоряжусь, чтобы его привели.

Джузеппе Бальзано оказался худощавым мужчиной средних лет, с умным лицом обезьянки. Он нервничал, но его можно было понять. По-английски говорил бегло, потому что, как он сам объяснил, приехал в Англию в шестнадцать лет и женат на англичанке.

Кемп отнесся к нему с пониманием.

— Что же, Джузеппе, давайте послушаем вас — может быть, вам есть чем с нами поделиться.

— Для меня это большая неприятность. Я обслуживаю столик. Я разливаю вино. И люди скажут, что я совсем ополоумел — подсыпать яд в бокал с вином. Ничего я не подсыпал, но люди так скажут. Господин Голдстайн уже предложил мне взять отпуск на неделю, чтобы гости не задавали мне вопросов и не тыкали в меня пальцем. Он человек порядочный и спра-

ведливый, знает, что моей вины тут нет, ведь я в «Люксембурге» работаю много лет, и увольнять меня он не будет, а в другом ресторане вполне могли бы уволить. Наш метрдотель Чарльз тоже человек добрый, но все равно радости в этой истории для меня мало и на душе тревожно. И я спрашиваю себя — может, у меня есть враг?

— И что же, — вопросил Кемп, сама непроницаемость, — он у вас есть?

Печальное обезьянье личико исказила гримаса смеха. Джузеппе простер руки.

— У меня? Враг? Откуда ему взяться? Добрых друзей много, а врагов — нет.

Кемп хмыкнул.

— Вернемся ко вчерашнему вечеру. Что скажете про шампанское?

— «Вдова Клико», 1928 года, очень хороший и дорогой напиток. Господин Бартон был такой — любил хорошо поесть и выпить, только самое лучшее.

— Шампанское он заказал заранее?

— Да. Все было оговорено с Чарльзом.

— А свободное место за столом?

— И об этом договорились заранее. Он сказал и Чарльзу, и мне. Позже это место должна была занять молодая дама.

— Молодая дама? — Рейс и Кемп переглянулись. — А кто она, вам известно?

Джузеппе покачал головой:

— Нет, я ничего о ней не знаю. Она должна была прийти позже, больше я ничего не слышал.

— Вернемся к шампанскому. Сколько было бутылок?

— Две, и третья наготове. Первую выпили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Наполнил бокалы, а бутылку убрал в ведерко со льдом.

— Вы заметили, когда господин Бартон в последний раз пил из этого бокала?

— Когда кабаре закончилось, они выпили за здоровье молодой госпожи. У нее, как я понял, был день рождения. Потом все пошли танцевать. А когда вернулись, господин Бартон выпил, и р-раз — через минуту отправился на тот свет.

— Пока все танцевали, вы подливали шампанское в бокалы?

— Нет, мсье. Когда пили за мадемуазель, бокалы были полны, все только пригубили, сделали несколько глотков. Так что шампанского в бокалах было достаточно.

— А кто-нибудь — хоть кто-нибудь — подходил к столу, пока все танцевали?

— Никто, сэр. Это я говорю ответственно.

— А танцевать ушли все?

— Да.

— И все вместе вернулись?

Джузеппе чуть прищурился, напрягая память.

— Первым вернулся господин Бартон — с молодой госпожой. Он полноват, поэтому долго танцевать не любил, понимаете? Потом пришел этот почтенный джентльмен, господин Фарради, с дамой в черном. Последними пришли леди Александра Фарради и брюнет.