Агата Кристи - Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

— Я смотрю, вы хорошо осведомлены. Сама я тоже слышала об этой истории.

— Да, но я полагаю, что есть вещи, которые вы знаете не понаслышке.

— Возможно, только я не вижу причин снова ворошить прошлое. Не лучше ли оставить все как есть — в соответствии с официальной версией?

— Да в том-то и дело, что более или менее четкой официальной версии не существует. Это могло быть и самоубийство, и убийство. Вердикт вердиктом, но судя по тому, что вы только что сказали, вы знаете то, что никому больше не известно. Не только то, что произошло в тот день, но и то, что этому предшествовало. Я имею в виду тот отрезок времени, когда Селию отправили в Швейцарию. Позвольте задать вам один вопрос. Нет-нет, он касается не конкретных фактов. Мне просто интересно узнать ваше мнение… Каковы были отношения генерала с каждой из сестер?

— Я, кажется, поняла ваш вопрос. — Она слегка улыбнулась неожиданно мягкой улыбкой. Словно вдруг отпала необходимость быть начеку. Она чуть наклонилась вперед и продолжила уже вполне доверительным тоном: — Они обе были красавицы, — сказала она, — особенно в юности. Мне многие об этом говорили. Генерал Равенскрофт влюбился в Долли, которая была несколько взбалмошной и эксцентричной девушкой. Несмотря на явные странности в характере, она была необыкновенно привлекательна — чисто по-женски. Он влюбился без памяти, но потом — не знаю, может быть, заметил в ней что-то, что испугало его или даже вызвало отвращение. Возможно, он разглядел первые признаки наступающего безумия. Более мягкая и отзывчивая Молли выгодно отличалась от сестры. В конце концов они полюбили друг друга и поженились.

— Вы считаете, что он любил их обеих? Что чувство к жене тоже было настоящим? Что она не была для него просто двойником прежней возлюбленной, с которой он не мог быть вместе из-за болезни.

— Нет-нет, он был бесконечно предан Молли, впрочем, как и она ему. Он был достоин любви, как никто другой.

— Простите великодушно, — сказал Пуаро, — вы ведь тоже его любили, верно?

— Да как… как вы можете такое предполагать?

— Да-да, я наверняка угадал. Только не думайте, что я намекаю на какие-то тайные отношения. Я просто понял, что вы его любили.

— Да, — сказала Зели Моура. — Я любила его. Я и сейчас все еще его люблю. Мне нечего стыдиться. Он доверял мне, искал у меня поддержки, но никогда не любил меня. Можно быть просто рядом с любимым человеком, служить ему и быть совершенно счастливой. Я была безмерно рада тому, что у меня было. Доверие, понимание, то, что он ценил во мне верного друга.

— И вы действительно сделали все, что могли, — сказал Пуаро, — когда генерала постигла беда. Вы поддержали его в самые тяжкие дни. Знаю, вы многое не захотите мне сказать. Но если позволите, я сам расскажу вам о том, что мне стало известно. Ведь, прежде чем приехать к вам, я уже встретился со многими, кто знал когда-то обеих сестер. Я узнал о Долли, про ее жизнь, про горе, отчаяние — и овладевавшие ею порой ненависть и озлобление Она несомненно любила мужчину, который был какое-то время ее женихом, и конечно же могла возненавидеть собственную сестру, мужем которой он стал.

Скорее всего, она этого ей так и не простила. Ну а сама Молли Равенскрофт? Может, она тоже не любила свою сестру? Может быть, тоже ненавидела ее?

— Да что вы, — сказала Зели Моура, — она души в ней не чаяла. Она очень ее любила, почти как мать. За это я могу поручиться. Постоянно приглашала Долли к себе, старалась сделать все, чтобы та чувствовала себя как дома. Стремилась оградить ее от разного рода отрицательных эмоций, а также от опасностей, таившихся в характере самой Долли, от зла, которое она могла принести окружающим, особенно детям…

— Вы хотите сказать, что Долли ненавидела Селию?

— Нет-нет, не Селию. Ее младшего брата, Эдварда. Дважды с Эдвардом едва не случилось несчастье. Один раз что-то там с автомобилем, в другой она просто накинулась на него с кулаками. Я знаю, что Молли была рада, когда Эдвард уехал учиться. Он был еще совсем маленький, беззащитный, гораздо меньше Селии. Он только должен был пойти в школу. И такой впечатлительный. Молли смертельно боялась за него.

— Да, — сказал Пуаро. — Можно себе представить. А теперь, если позволите, я хотел бы поговорить о париках. Парики. Четыре парика. Многовато для одной женщины. Я уже знаю, что это были за парики, как они выглядели. Мне известно, что, когда понадобились новые, заказывать их поехали вы. Кстати, еще мои собеседники упоминали о собаке. Недели за две до трагедии эта собака укусила свою хозяйку, Молли Равенскрофт.

— Чего еще ждать от собаки, — сказала Зели Моура, — Животным никогда нельзя доверять полностью. Да, я знаю, ее действительно укусила собака.

— Я могу вам рассказать, что случилось в тот день и что этому предшествовало. Что произошло совсем незадолго до того.

— А если я не стану вас слушать?

— Вы меня выслушаете. Вы, конечно, можете сказать, что у меня чересчур бурная фантазия и что ничего этого в действительности не было. Хотя вряд ли… Я хочу, чтобы вы поняли: необходимо поставить точку в этой истории, необходимо открыть наконец родным правду, потому что от этого зависит судьба и счастье двух молодых людей, которые любят друг друга и хотят быть вместе. Открыть потому, что Селия опасается, что они могут разделить судьбу ее родителей. Она гордая девушка, добрая, умная, мужественная, она достойна счастья, и она должна знать правду. Для таких, как она, — это главное. А если произошло самое страшное, у нее хватит воли не впасть в отчаяние, с достоинством принять удар и найти в себе силы жить дальше. И у ее молодого человека тоже. Ну что, теперь вы меня выслушаете?

— Да, — сказала Зели Моура, — я вас выслушаю. Теперь я не сомневаюсь: вы знаете многое и многое сумели понять, и я готова вас выслушать.

Пуаро снова стоял на краю крутого обрыва, над острыми зубьями скал, о которые разбивались волны прибоя. Стоял на том самом месте, где были найдены тела супругов Равенскрофт. И где, за три недели до этого, погибла Долли.

«Что же произошло?» — вспомнил он слова инспектора Гарроуэя.

Что? Что привело к этой трагедии?

Сначала несчастье с сестрой — а через три недели смерть настигла и их. Старые грехи, у которых длинные тени? Где оно, начало, которое через много-много лет привело к трагическому финалу?

Сегодня наконец-то окончательно выяснится, что же тогда произошло на самом деле. Сегодня Селия и Десмонд узнают правду…

Эркюль Пуаро еще раз посмотрел вниз и пошел прочь от обрыва по узкой тропинке к дому, некогда носившему имя «Дом у обрыву».

Идти было совсем недалеко. Он заметил припаркованные у ограды машины. Дом четким силуэтом рисовался на фоне неба. Он выглядел осиротевшим и нуждался в ремонте. Доска агента по продаже недвижимости гласила, что это «прекрасное имение продается». Надпись на воротах «Дом у обрыва» — была перечеркнута, над ней было от руки вписано: «Дом на холме». Пуаро поспешил навстречу только что прибывшим, Селии Равенскрофт и Десмонду Бартон-Коксу.