Агата Кристи - Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

Полностью довериться ему было бы опасно. Беттертон явно на грани срыва и в любой момент мог, что называется, «пойти вразнос». Ожидать, что при этом он сохранит тайну, не приходилось.

Вслух она сказала:

— Я была вместе с вашей женой в больнице, когда она умирала. Я вызвалась попытаться добраться до вас, выдав себя за нее. Ей нужно было вам кое-что передать.

— Но послушайте… — нахмурился он.

— Это не так невероятно, как кажется. Видите ли, я всегда очень симпатизировала этим идеям… ну, о которых вы только что говорили. О свободном обмене научными идеями, о новом мире — все это было мне очень близко. И потом, мои рыжие волосы… я рассудила, что они ожидают рыжеволосую женщину примерно моего возраста, так что я смогу проскочить. Во всяком случае, мне казалось, что попробовать стоит.

— Да, — согласился Беттертон. — Волосы у вас точь-в-точь как у Олив.

— И потом, ваша жена настаивала, чтобы я передала вам…

— Ах да. Что именно?

— Она просила сказать, чтобы вы были осторожны… очень осторожны… что вам грозит опасность со стороны некоего Бориса.

— Бориса? Вы имеете в виду Бориса Глыдра?

— Да. Вы его знаете?

— Я его никогда не видел, — покачал головой Беттертон. — Но я слышал о нем. Он родственник моей первой жены.

— А чем он может быть опасен?

— Что? — отстранение переспросил Беттертон.

Она повторила вопрос.

— А, вы об этом… — Мысли его, казалось, витали где-то далеко. — Не знаю, чем он может быть опасен для меня, но он по всем статьям опасный тип.

— Чем же он так опасен?

— Ну, он один из этих полубезумных идеалистов, которые с легкостью уничтожат половину человечества, если сочтут, что это будет оному человечеству во благо.

— Я хорошо себе представляю этот тип людей.

Ей и впрямь, непонятно почему, показалось, что она с ним прекрасно знакома.

— Олив встречалась с ним? Что он ей сообщил?

— Не знаю. Больше она ничего не сказала. Только насчет опасности… Ах да — она еще сказала, что не может в это поверить.

— Во что?

— Не знаю, — поколебавшись, Хилари добавила: — Она же была при смерти…

Его лицо исказила гримаса боли.

— Да… В самом деле… Со временем я привыкну, но пока что никак не могу это осознать. И все-таки при чем тут Борис? Что он может сделать мне здесь? Раз он встречался с Олив, он, наверное, был в Лондоне?

— Да.

— Тогда я ничего не понимаю… А, ладно, какое это имеет значение… Что вообще имеет значение, если мы сидим в этой дыре в окружении бездушных роботов…

— Вот именно — роботов…

— А выбраться отсюда мы не можем, — стукнул он кулаком по парапету. — Не можем…

— Еще как можем, — возразила Хилари.

— Что вы имеете в виду? — удивленно воззрился на нее Беттертон.

— Мы найдем способ отсюда выбраться.

— Милая девочка, вы не представляете себе, с кем вам придется иметь дело, — презрительно хмыкнул Беттертон.

— Во время войны люди откуда только не бежали, — упрямо сказала не собиравшаяся отчаиваться Хилари, — Прорывали подземные ходы или еще что-нибудь придумывали.

— Как вы пророетесь сквозь скалу? И куда? Вокруг сплошная пустыня.

— Значит, придумаем «еще что-нибудь».

Он внимательно посмотрел на нее. Она в ответ улыбнулась — скорее из упрямства, чем от веры в свои силы.

— Удивительная вы женщина! Такая уверенность в себе…

— Выход всегда найдется. Конечно, потребуется время и серьезная подготовка.

Лицо Беттертона снова затуманилось.

— Время… Времени-то у меня как раз и нет.

— Почему?

— Не знаю, как вам это объяснить… Видите ли… Я не могу делать того, чего от меня хотят.

— Чего?

— Не знаю, как и сказать… Мне не работается. Я не могу думать. В моем деле необходима предельная сосредоточенность. Понимаете, у меня работа… в общем… творческая. А здесь я потерял кураж. Я способен только на хорошую рутинную работу, на то, что умеет любой ремесленник от науки. Но меня-то привезли сюда не за тем! Им нужны свежие идеи, а у меня их нет. И чем больше я нервничаю и боюсь, тем меньше у меня шансов выдать что-нибудь стоящее. Я от этого скоро совсем сойду с катушек!

Последнее было видно невооруженным глазом. Хилари вспомнились сентенции доктора Рюбека об ученых и примадоннах.

— Если от меня не будет отдачи, что, вы думаете, они со мной сделают? Ликвидируют — и вся недолга.

— Не может быть!

— Очень даже может. Они миндальничать не станут. Пока что меня спасали пластические операции. Их делают постепенно, одну за другой, и понятно, что оперируемый не в силах сосредоточиться. Но теперь эта лафа кончилась.

— А зачем вам вообще делали эти операции?

— Ради моей же безопасности. Их делают, если человек в розыске.

— А вы, выходит, в розыске?

— Неужели вы не знали? Ну да, вряд ли они объявляли об этом в газетах. Может быть, даже Олив ничего не подозревала. Но я и правда в розыске.

— Вы имеете в виду — за измену, так это называется? Вы хотите сказать, что продали им ядерные секреты?

— Ничего я не продавал, — отвел глаза Беттертон. — Я просто так рассказал им о том, чего мы добились. Поверьте, я сам хотел им все рассказать. Вы что, не понимаете, мы ведь стремились объединить научные достижения!

Это она как раз понимала. Энди Питерс именно так и поступил бы. Эриксен с его фанатичными глазами мечтателя предал бы родину не задумываясь, с прекраснодушным энтузиазмом.

Но вот Тома Беттертона она в этой роли не представляла. Впрочем, это был уже не тот Беттертон, который несколько месяцев назад прибыл сюда со всем пылом неофита [191] Неофит — новообращенный, лицо, недавно примкнувшее к какому-либо вероучению. . Перед ней был нервный, подавленный, опустившийся человек. Можно сказать, заурядный, да к тому же до смерти напуганный.

Пока она пыталась разобраться во всем этом, Беттертон нервно огляделся по сторонам и сказал:

— Все ушли вниз. Пора и нам…

— Хорошо, — поднялась с парапета Хилари. — Только вы напрасно беспокоитесь. При данных обстоятельствах это всем покажется вполне естественным.

— Нам придется теперь продолжать в том же духе, — смущенно потупился Беттертон. — Я хочу сказать… вам придется и дальше выдавать себя за мою жену.

— Разумеется.

— Нам придется жить в одной комнате, но вы не волнуйтесь, все будет в порядке. Я хочу сказать, вам нечего бояться…

От смущения он сглотнул.

«До чего же красив, — подумала Хилари, — и как мало меня это трогает».

— Вряд ли нам стоит волноваться из-за таких пустяков, — бодро произнесла она вслух. — Главное сейчас — выбраться отсюда живыми.

В номере марракешской гостиницы «Мамуния» человек по фамилии Джессоп беседовал с мисс Хетерингтон. Правда, эта мисс Хетерингтон несколько отличалась от той, с которой Хилари общалась в Касабланке и Фесе. Внешность у нее была та же: тот же костюм, та же унылая прическа, но вот манеры неуловимо изменились. Теперь это была живая, знающая свое дело женщина, казавшаяся куда моложе своих лет.