Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Как у меня! — воскликнула Сильвия.

Да, как у тебя. Ты не выдержала, сломалась — и попала в историю. И надо сказать, в скверную историю. Как ни странно, раньше я с подобным не сталкивался.

Девочка вскинула голову и быстро и насмешливо проговорила:

— Ну уж жуликов-то ты повидал на своем веку!

— Что да, то да. Жуликов пришлось повидать. Именно поэтому, Сильвия, — а не потому, что я твой отец (а отцы, кстати, плохо знают своих детей), да, именно потому, что я полицейский, я абсолютно уверен, дочка, что ты здесь ни при чем. И ни у кого ничего не брала. Жулики бывают двух типов: одни крадут, поддавшись непреодолимому искушению, что, кстати, случается крайне редко — просто удивительно, какие искушения способен преодолеть нормальный человек; другие — те, которым кажется вполне нормальным брать то, что им не принадлежит. Ты не относишься ни к тем, ни к другим. Ты не воровка, Сильвия. Ты — лгунья. Правда, весьма необычная.

— Но… — начала было Сильвия.

Баттл жестом, остановил ее.

— Ты во всем созналась? Знаю. Послушай одну легенду. Жила на свете святая, которая даже последний свой хлеб раздавала нищим. Мужу ее это, естественно, не нравилось. И вот однажды он увидел ее на улице с корзиной и спросил: «Что у тебя там?» В корзине был хлеб, она испугалась и солгала: «Розы». Муж сдернул крышку, и — о чудо! — в корзине действительно оказались розы. Так вот, если бы ты оказалась на месте святой Елизаветы [139] Имеется в виду легенда о Елизавете Венгерской (1207–1231), христианской великомученице, жене ландграфа Тюрингии, посвятившей свою жизнь помощи бедным и больным. , и в твоей корзине действительно были бы розы, на вопрос мужа ты бы ответила: «У меня там хлеб».

— Ведь так оно и было? — помолчав, мягко спросил Баттл.

Девочка некоторое время стояла с опущенной головой, а потом вдруг решительно кивнула.

— Ну так расскажи, что на самом деле произошло?.

— Она собрала нас всех. Произнесла речь. И посмотрела на меня. И я подумала, что она думает, что это я! И я вдруг почувствовала, что краснею. А девочки, которые были рядом, стали на меня смотреть. Это было ужасно! А потом вообще все стали смотреть на меня и шептаться. Я видела — все они думают на меня. А потом Эмфа пригласила меня и еще несколько девочек к себе в гостиную, и мы играли в слова. Эмфа говорила слово, а мы должны были дать ответ.

Баттл сердито хмыкнул.

Я понимала, к чему все идет, и на меня словно дурь какая-то нашла… Я так старалась не ляпнуть чего-нибудь, старалась думать о чем-то другом, — ну, о цветах или о белках… Но Эмфа и все девчонки просто сверлили меня глазами, заглядывали прямо в душу. Потом все стало еще хуже, а через несколько дней Эмфа поговорила со мной по душам — так ласково и так понимающе… Я расплакалась и во всем призналась. И, папа, как мне сразу стало легко!

Баттл поскреб подбородок и кивнул:

— Ясно.

— Так ты меня понимаешь?

— Нет, Сильвия, это, конечно, выше моего понимания — оговаривать себя. Если бы меня заставляли признаться в том, чего я не делал, я бы, пожалуй, ответил прямым в челюсть… Но я понимаю тебя — каково быть под пристальным взглядом вашей… Эмфы, типичной недоучки, помешанной на психологии — слышала звон, да не знает, где он. Но сейчас самое время выяснить правду. Где мисс Эмфри?

Мисс Эмфри тактично прогуливалась у кабинета. Участливая улыбка тут же исчезла, когда Баттл огласил свой вердикт:

— Чтобы восстановить справедливость в отношении моей дочери, я вынужден просить вас позвонить в полицию.

— Но, мистер Баттл, ведь Сильвия во всем…

— Сильвия не брала ничьих вещей…

— Я понимаю ваши чувства, но…

— Я говорю не как отец, а как полицейский. Вызывайте полицию — пусть разбираются. Я полагаю, вещи найдутся, к тому же на них наверняка полно отпечатков. Мелкие воришки редко работают в перчатках. А свою дочь я отсюда забираю. Если полицейские обнаружат улики настоящие улики — против моей дочери, она получит по заслугам. Но поверьте, ей это не грозит.

Они выехали из ворот школы, и минут пять Баттл вел машину молча. Сильвия тихо сидела рядом.

— А кто эта белокурая девочка, пухленькая такая? С румяными щечками, ямочкой на подбородке… ну, с голубыми глазами? Я наткнулся на нее в коридоре.

— Думаю, ты говоришь об Оливии Парсон.

— Не удивлюсь, если это она.

— Она что, выглядела испуганной?

— Нет, слишком самоуверенной. Это именно то, с чем я сталкивался сотни раз. Но такие вряд ли сознаются! От них этого не дождешься!

Сильвия вздохнула.

— Все было как в страшном сне. Прости, пап. Какая же я дурочка! Ну почему я такая дурочка? Мне ужасно стыдно.

— Ну-ну, будет. — Баттл ласково потрепал дочь по щеке и изрек одно из своих излюбленных утешений: — Не думай об этом. Подобные ситуации ниспосланы, чтобы испытать нас. Да, ниспосланы, чтобы испытать нас. По крайней мере мне так кажется. Иначе вообще непонятно, зачем они ниспосланы…

Дом Невила Стрэнджа в Хиндхэде был залит ярким солнечным светом.

Стоял теплый апрельский день, из тех, что иногда выдаются в этом месяце и оказываются куда жарче, чем большинство дней грядущего июня.

Невил Стрэндж спускался по лестнице. На нем был белый фланелевый костюм. Под мышкой он нес четыре теннисные ракетки.

Если задаться целью выбрать из англичан образчик самого счастливого мужчины, у которого есть все, чего только можно пожелать, то Выборная комиссия скорее всего остановилась бы на Невиле Стрэндже. Это был человек, хорошо известный в светском обществе, первоклассный теннисист и вообще, что называется, истинный спортсмен. Правда, до финала Уимблдона [140] Уимблдон — предместье Лондона, где расположен Всеанглийский теннисный и крокетный клуб, а также разговорное название Международного теннисного турнира, который проводится на кортах этого клуба с 1877 года. он никогда не добирался, но в нескольких первых турах непременно выигрывал, а в миксте дважды доходил до полуфинала. Хотя для того, чтобы стать чемпионом, он был, пожалуй, уж чересчур разносторонне одаренным. Неплохо играл в гольф, отлично плавал и даже совершил несколько удачных восхождений в Альпах. Этот тридцатитрехлетний счастливчик обладал завидным здоровьем, привлекательной внешностью, немалым состоянием, а также красавицей женой, на которой женился совсем недавно — словом, имел все, о чем можно только мечтать.

Однако в этот солнечный весенний день настроение у Невила Стрэнджа было не из лучших. Сторонний наблюдатель вряд ли заметил бы это, но тем не менее что-то омрачало душу Невила: он хмурился, и это придавало его лицу выражение озабоченности и неуверенности.

Он пересек холл, расправил плечи, словно сбрасывая надоевшую ношу, и направился через гостиную к застекленной веранде, где на диване среди бесчисленных подушечек лежала его жена Кей со стаканом апельсинового сока в руке.