Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Его увезли. Я больше никогда его не увижу. — И тут же перешла на верхний регистр: — Что мне делать? Что мне делать?

Она упала на колени у кровати и горько зарыдала.

Таппенс погладила ее по темным волосам, потом сглотнула и слабым голосом произнесла:

— Может быть… может быть, это не так. Возможно, его просто решено интернировать. Ведь он же все-таки иностранец, приехал из вражеской страны.

— Они этого не говорили. Сейчас они обыскивают его комнату.

Таппенс неуверенно сказала:

— Ну что ж. Если там ничего не найдут…

— Конечно не найдут! Что они могут там найти?

— Откуда мне знать. Я думала, может быть, вы знаете?

— Я?

В этом единственном слове прозвучало такое искреннее, неподдельное, высокомерное недоумение, что Таппенс сразу отбросила мысль о том, что Шейла Перенья может быть его соучастницей. Эта девушка ничего не знает. И никогда не знала.

Таппенс сказала:

— Если он невиновен…

Шейла перебила ее:

— Какая разница? В полиции ему состряпают дело.

Таппенс возразила:

— Что за вздор, моя милая? Это совершенная неправда.

— Английская полиция способна на все. Так говорит мама.

— Ваша мама может так говорить, но она неправа. Уверяю вас, что это неправда.

Шейла взглянула на нее с сомнением, но, помолчав, сказала:

— Ну хорошо. Раз вы так считаете. Я вам доверяю.

Таппенс стало неловко. Она сказала с упреком:

— Вы слишком легко доверяете людям, Шейла. Может быть, вы напрасно доверяли Карлу.

— Значит, вы тоже против него? Я-то думала, вы к нему хорошо относитесь. И он так считал.

Трогательные юные создания, полагающиеся на симпатию Других людей! К тому же это правда, Таппенс действительно симпатизировала Карлу. И продолжает симпатизировать.

Она устало произнесла:

— Поймите меня, Шейла, хорошее или плохое отношение тут ни при чем. Наша страна воюет с Германией. Есть много способов служить своей стране. Один из них — сбор информации, работа в тылу врага. Эта работа требует отваги, потому что, когда ты пойман, — голос Таппенс дрогнул, — тебе конец.

— Вы думаете, что Карл?.. — не договорила Шейла.

— …служит таким образом своей стране? Разве этого не может быть?

— Нет, — ответила Шейла.

— Понимаете, тогда он должен был приехать сюда под видом беженца, выказывать резко-антинацистские настроения, ну и собирать информацию.

Шейла сказала тихо и убежденно:

— Это неправда. Я знаю Карла. Я знаю его мысли и чувства. Он предан науке, предан своей работе, ценит знания и правду. И он благодарен Англии за то, что ему дали возможность работать здесь. Иногда, слыша, как о Германии говорят с ненавистью, он страдает. Но нацистов он сам ненавидит и не приемлет их идеи, их отрицание свободы.

Таппенс возразила:

— Естественно, он должен был так говорить.

Шейла посмотрела на нее с укоризной.

— Значит, вы верите, что он — шпион?

— Я считаю, что… — Таппенс затруднилась сразу найти верные слова, — что этого нельзя исключить.

Шейла пошла к двери.

— Понимаю. Я сожалею, что пришла просить вас о помощи.

— Но что, по-вашему, я могла бы для вас сделать, дитя мое?

— У вас есть знакомые. Ваши сыновья служат в армии и во флоте, и я не один раз слышала, как вы говорили, что они связаны с влиятельными людьми. Я думала, может быть, они могли бы как-то похлопотать?

Эти мифические Дуглас, Реймонд и Сирил.

— Боюсь, что они бы ничего не могли сделать, — сказала Таппенс.

Шейла вскинула голову. И со страстной горечью проговорила:

— В таком случае для нас нет никакой надежды. Его увезут, посадят в тюрьму и в один прекрасный день придут рано утром, поставят его к стенке и расстреляют — и конец всему.

Она вышла, плотно закрыв за собой дверь.

«Черт бы драл этих проклятых ирландцев! — подумала Таппенс. — Умеют так все повернуть, что и сама уже не знаешь, что думать. Если Карл фон Дейним — немецкий шпион, он заслуживает расстрела. Надо твердо держаться за эту мысль и не позволять, чтобы чары этой юной ирландки превращали простую ситуацию в трагедию героя и мученика» [274] Имеется в виду пьеса «Стремящиеся к морю» (1904) ирландского писателя Эдмунда Синджа (1871–1909). .

И тут же еще подумала: «Господи! Если бы это было неправдой! Если бы только это было неправдой!»

Но, зная то, что знала она, разве можно было сомневаться?

Рыбак на дальнем конце Старого пирса забросил удочку и стал аккуратно сматывать лесу на катушку.

— Боюсь, что ни малейших сомнений, — сказал он.

— А знаете, меня это огорчает, — вздохнул Томми. — Потому что он… как бы сказать… славный малый.

— Естественно, мой друг. Они, как правило, славные ребята. Крысы и землеройки не вызываются работать в тылу у врага. Мы имеем дело с храбрыми людьми. И сознаем это. Но тут все ясно, доказательства налицо.

— И ни малейших сомнений, вы говорите?

— Ни малейших. Среди его бумаг с химическими формулами найден список сотрудников, с которыми рекомендуется наладить контакты ввиду их возможных профашистских симпатий. А также план саботажа и запись некой химической реакции, если ее применить к удобрениям, то можно обесплодить большие площади сельскохозяйственных угодий. И все — в сфере деятельности мастера Карла.

Кляня себя в душе за то, что обещал Таппенс задать именно такой вопрос, Томми спросил:

— И наверно, исключено, что ему это могли подкинуть?

Мистер Грант язвительно усмехнулся.

— О! Мысль, конечно принадлежащая вашей супруге?

— М-м, собственно, вообще-то да.

— Обаятельный юноша, — снисходительно заметил мистер Грант. А затем продолжал уже вполне серьезно: — Не думаю, что стоит рассматривать такую возможность. У него имелся запас симпатических чернил [275] Симпатические чернила — используемые для тайнописи чернила, которые становятся видимыми только после нагревания или обработки специальными химическими веществами. , а это уже окончательное доказательство. И не обычных симпатических чернил, которые подбрасывают в таких случаях. Не аптечный пузырек на умывальнике с наклейкой «Принимать по показаниям» или еще что-нибудь в таком роде. А довольно хитрое изобретение, я только один раз до сих пор с ним сталкивался, но тогда это были жилетные пуговицы. Пропитанные нужным веществом, понятное дело. Хочешь что-нибудь тайно написать — размочи пуговицу в воде. Но у Карла фон Дейнима были не пуговицы, а шнурки для ботинок. Остроумно придумано.

— Д-да. — Что-то шевельнулось в памяти Томми, неясное, как бы туманное…

Реакция Таппенс оказалась более быстрой. Как только Томми пересказал ей свой разговор с шефом, она сразу уловила самое главное:

— Шнурки? Тогда все понятно!

— Что тебе понятно?

— Ты помнишь, садовая голова, как Бетти почему-то вытянула шнурки из моих ботинок и затолкала в стакан с водой? Тогда я просто удивилась: надо же было ребенку придумать такое! А теперь понятно, что она просто видела, как это делал Карл, ну, и вздумала ему подражать. А он, опасаясь, как бы она не начала болтать о том, что видела, устроил так, чтобы та женщина ее похитила.