Агата Кристи - Смерть в облаках. Убийства по алфавиту. Убийство в Месопотамии. Невероятная кража. Родосский треугольник

«Два солнцепоклонника», — гласил заголовок. — «Графиня Хорбери и мистер Реймонд Барраклаф в Ле-Пинэ». Он взглянул на фотографию — двое стояли, взявшись за руки и подставив солнцу свои смеющиеся лица.

— Забавно, — проговорил Эркюль Пуаро. — Кому-то это могло бы пригодиться… Да, могло бы.

На следующий день погода была столь тихой, что даже Эркюлю Пуаро пришлось признать, что его желудок находится в состоянии покоя.

Рейсом 8.45 они вылетели в Париж.

Кроме Пуаро и Фурнье в салоне находились семь или восемь пассажиров, и француз решил поэкспериментировать. Он достал из кармана маленькую бамбуковую трубочку и за время полета трижды подносил ее к губам, целясь в разные стороны. Один раз он сделал это, высунувшись из-за спинки своего сиденья, во второй — слегка повернув голову, в третий — возвращаясь из туалета; и каждый раз он ловил на себе изумленный взгляд кого-нибудь из пассажиров. При третьей попытке уже весь салон не сводил с него глаз.

Обескураженный Фурнье опустился на свое место, явно раздосадованный нескрываемой веселостью Пуаро.

— Вас, кажется, все это забавляет, друг мой? Но согласитесь, эксперименты, которые я поставил, тоже были нелишни!

— Evidemment! Я искренне восхищен вашим усердием. Нет ничего лучше наглядного примера. Вы превосходно сыграли роль убийцы с духовой трубкой. Результат совершенно очевиден. Вас видели все!

— Не все.

— Положим, не все. В каждом случае был кто-то, кто не видел; но для успешного убийства этого недостаточно. Вы должны быть абсолютно уверены, что вас не увидит никто.

— А при обычных условиях это невозможно, — сказал Фурнье. — Я придерживаюсь своей теории — это возможно при чрезвычайных обстоятельствах — при соответствующей психологической ситуации! И такая ситуация наверняка имела место, когда внимание всех присутствовавших с безукоризненным расчетом направили на что-то другое.

— Наш друг инспектор Джепп досконально исследует этот вопрос.

— Вы не согласны со мной, мосье Пуаро?

Пуаро сделал паузу и затем ответил, тщательно подбирая слова:

— Я согласен с тем, что есть… что должно быть психологическое объяснение тому, что никто не видел убийцу… Но направление моих мыслей несколько иное. Я чувствую, что в этом деле зримые факты могут быть обманчивы. Не давайте пищи глазам, закройте их. Напрягите умственное зрение. Пусть поработают маленькие серые клеточки… Пусть ваш мозг подскажет вам, что случилось на самом деле.

Фурнье взглянул на него с любопытством:

— Я что-то не очень вас понял, мосье Пуаро.

— Потому что вы делаете выводы из того, что видели. Ничто так не сбивает с толку, как непосредственное наблюдение.

Фурнье снова покачал головой и развел руками.

— Сдаюсь. Не улавливаю вашей мысли.

— Наш друг Жиро посоветовал бы вам не обращать внимания на мои чудачества. «Иди и действуй, — сказал бы он. — Сидеть спокойненько в креслице и думать — это стиль работ старика, лучшие годы которого уже за плечами». Но знайте: молодая гончая иногда так нетерпеливо идет по следу, что теряет его… Она обязательно проскочит нужный поворот. Мне кажется, я намекнул достаточно прозрачно.

И, откинувшись в кресле, Пуаро закрыл глаза, видимо чтобы погрузиться в раздумья, но не прошло и пяти минут, как он крепко спал.

По прибытии в Париж они сразу направились на Рю Жоллетт, 3.

Рю Жоллетт находится на южном берегу Сены. Дом номер 3 ничем не отличался от остальных домов. Пожилой консьерж впустил их, кисло поздоровавшись с Фурнье:

— Значит, опять у нас полиция! Сплошные неприятности. У этого дома будет дурная слава.

Ворча, он удалился к себе.

— Мы пройдем в квартиру Жизели, — сказал Фурнье. — Она в бельэтаже.

Он достал ключ и объяснил, что французская полиция в ожидании результатов коронерского следствия из Англии из предосторожности заперла и опечатала дверь.

— Боюсь, что мы не обнаружим тут ничего для нас полезного, — заключил Фурнье.

Он снял пломбы, отпер дверь, и они вошли в маленькую душную квартирку. В углу приемной находился довольно-таки старомодный сейф, кроме него имелся видавший виды письменный стол и несколько стульев с потертой обивкой. Единственное окно было мутным от грязи и, похоже, никогда не открывалось.

Фурнье осмотрелся и пожал плечами.

— Видите? — сказал он. — Ничего. Совсем ничего.

Пуаро подошел к столу, сел за него и поглядел на Фурнье. Он аккуратно провел рукой по столешнице, затем под ней.

— Здесь звонок, — сказал он.

— Да, для вызова консьержа.

— А, это предусмотрительно. Мадам могли посещать иногда весьма беспокойные клиенты.

Он выдвинул один ящик, потом другой. В них была писчая бумага, календарь, ручки и карандаши, но никаких документов, записок — ничего.

Пуаро бросил на них беглый взгляд.

— Я не буду оскорблять вас, друг мой, устраивая обыск. Если здесь можно было что-то найти, вы, конечно, нашли бы. — Он взглянул на сейф. — Не слишком надежный, а?

— Несколько устаревший, — согласился Фурнье.

— Он был пуст?

— Да. Проклятая служанка уничтожила все.

— Ах да, служанка. Доверенная служанка. Мы должны повидать ее. Как вы утверждаете, эта комната ничего нам не подскажет. Весьма многозначительно, вы согласны?

— Что «многозначительно»?

— А то, что в комнате нет ничего личного… На мой взгляд, это интересно.

— Вряд ли она была сентиментальной дамой, — сухо ответил Фурнье.

Пуаро поднялся.

— Пойдемте к этой служанке, — сказал он, — к этой в высшей степени доверенной служанке.

Элиза Грандье была невысокая, плотно сбитая, с румянцем во всю щеку и острыми глазками, которые с завидной резвостью перебегали с лица Фурнье на лицо его спутника и обратно.

— Садитесь, мадемуазель Грандье, — пригласил Фурнье.

— Благодарю вас, мосье.

Она чинно уселась.

— Мы с мосье Пуаро сегодня вернулись из Лондона. Коронерское расследование по делу о смерти мадам состоялось вчера. Нет ни малейших сомнений. Мадам отравили.

Француженка мрачно покачала головой.

— Вы говорите ужасные вещи, мосье. Мадам отравили? Да такое не привиделось бы в самом ужасном сне.

— Мы рассчитываем и на вашу помощь, мадемуазель.

— Конечно, конечно, мосье, помогу, чем смогу. Но я ничего не знаю — совсем ничего.

— Вы знаете, что у мадам были враги? — резко спросил Фурнье.

— Это неправда. С чего бы у мадам были враги?

— Ну-ну, мадемуазель Грандье, — сухо сказал Фурнье. — Ссуда денег под проценты влечет за собой разного рода осложнения.

— Это верно, клиенты мадам иногда вели себя не слишком разумно, — согласилась Элиза.

— Они устраивали сцены? Угрожали?

Служанка покачала головой.

— Нет-нет, тут вы не правы. Это не они угрожали. Они хныкали, жаловались, божились, что не могут уплатить, — все это было. — В ее голосе слышалось нескрываемое презрение.