Гарри Кемельман - В пятницу раввин встал поздно

– На доказательствах, , рабби. На математически точных доказательствах. Если же таковых нет, то на высокую степень вероятности.

Раввин чуть заметно кивнул. Затем он, вроде совершенно не к делу, спросил:

– Вы когда-нибудь слышали о Талмуде?

– Это ваш кодекс законов, не так ли? Но какая тут связь?

– Ну, Талмуд не совсем наш кодекс законов. Уж скорее Моисеево Пятикнижие. Талмуд – это комментарий к закону. Не думаю, чтобы между вашим делом и Талмудом существовала непосредственная связь, но полной уверенности у меня нет, так как в Талмуде вы найдете все что угодно. Впрочем, я не столько имею в виду его конкретное содержание, сколько метод его изучения. Когда я начал проходить в молодости наши еврейские науки: язык, грамматику, литературу, Священное писание, нам их преподавали совершенно так же, как преподают любые другие дисциплины, в обычной школе. Мы точно так же сидели за партами либо столиками, перед нами на возвышении сидел за отдельным столом учитель, он читал уроки и писал на доске, задавал уроки на дом и спрашивал, словом – как всюду в школах. Когда же мы дошли до Талмуда, методика обучения резко изменилась. Представьте себе длинный такой стол, вокруг которого сидит на скамейках группа учащихся. Во главе стола сидит учителе – у’моего учителя была длинная такая борода, как у библейского патриарха. Мы читаем фразу, короткое изложение какого-нибудь закона. Затем следуют возражения, пояснение, споры древних раввинов по поводу правильной интерпретации этой фразы. Сами того не замечая, мы выдвигаем собственные аргументы, возражения, дополнения, тончайшие различения, так называемый ‘’пилпул”. Время от времени учитель брался отстаивать какое-нибудь положение, и мы обрушивали на него целый шквал вопросов и контраргументов. Так, верно, выглядит охота на медведя: на огромного зверя наскакивает свора лающих собак, и стоит ему отогнать какую-нибудь одну, как на ее место наседают другие. В ходе спора возникают все новые и новые ситуации и идеи. Помню, как мы разбирали небольшой абзац, где речь шла о том, как определить ущерб в случае пожара. , возникшего от искры, вылетевшей из-под кувалды кузнеца. Целых две недели мы препирались по поводу этого абзаца, а когда мы с ним с сожалением расстались, у нас было такое чувство, будто только начали. Изучение Талмуда оказало на нас огромное влияние. Наши великие ученые изучали его всю жизнь – не потому, что точная интерпретация закона была так уж важна для решения проблем той или иной эпохи ( во многих случаях отдельные законы давно уже превратились в мертвую букву), а оттого, что они были до самозабвения увлечены именно аналитическим методом изучения Талмуда. Благодаря ему у них возникали все новые и новые идеи.

– И вы пытаетесь теперь применить этот метод к нашей проблеме?

– А почему бы нет? Давайте проанализируем степень вероятности вашей теории и посмотрим – устоит ли она?

– Что ж, давайте.

Раввин поднялся с кресла и начал прохаживаться по кабинету.

– Давайте начнем не с трупа, а с сумки.

– А почему?

– А почему нет?

– Окей, вы специалист, вам и карты в руки, – пожал Лэниген плечами.

– Дело в том, что сумка гораздо более плодородное поприще хотя бы уже потому, что она затрагивает трех действующих лиц, труп же только двух: жертву и убийцу. Помимо них, сумка затрагивает, не так ли, еще и меня, так как нашли-то ее в моей машине.

– Согласен.

– Рассмотрим теперь каким образом сумка могла оказаться там, где ее нашли? Ее могли оставить в машине сама убитая или тот, кто ее убил, но ее мог положить туда еще кто-нибудь, о котором мы пока ничего не знаем, который не только вне подозрения, но и вообще нигде не фигурирует.

– У вас есть какие-нибудь новые факты?– подозрительно спросил Лэниген.

– Никаких. Я просто разбираю все возможные версии.

В дверь постучали, и вошла Мирьям с подносом на руках. На нем были пустые чашки.

– Может, хотите кофе?

– Спасибо, – поблагодарил Лэниген. – Хотим, но при условии, что вы присоединитесь к нам.

– А можно?

– Конечно. Никаких секретов мы не обсуждаем. Просто раввин дает мне первый урок Талмуда.

Он подождал, пока она не принесла кофейник.

– Что ж, рабби, вот мы с вами установили всех, кто' мог оставить сумку в машине. И что это нам дает?

– Первый вопрос, который приходит на ум, заключается в том: почему у нее вообще была сумка? Лично я думаю, что женщины механически берут с собой сумки.

– Многие прикрепляют к ней ключ, – подсказала миссис Смолл.

– Правильно, – кивнул Лэниген. – У Элспет Блич он был на кольце, а это последнее прикреплено цепочкой к ушку молнии какого-то внутреннего отделения.

– Итак, вместо того чтобы снять кольцо с молнии, она предпочла захватить с собой сумку, – продолжал раввин. – Теперь давайте разберем друг за другом всех тех, кто мог оставить ее в машине. Начнем – просто, чтобы раз и навсегда покончить с этой версией, – с третьего неизвестного. Это мог быть человек, который случайно проходил мимо и нашел сумку где-нибудь неподалеку от машины. Но он непременно открыл бы ее, хотя бы только для того чтобы узнать, кому она принадлежит, и вернуть ее хозяину. Если же не из этих побуждений, то из простого любопытства. И тут опять: если бы это был человек нечестный, он присвоил бы ценные вещи из сумки. Однако он этого не сделал.

– Откуда вы знаете?– спросил Лэниген, внезапно оживившись.

– Вы же сами сказали, что нашли в сумке массивное золотое кольцо. Раз нашедший сумку не взял кольцо, то он, верно, не дотронулся и до денег, если даже они там были.

– Да, в кошельке были несколько бумажек и мелочь кое-какая, – подтвердил Лэниген.

– Очень хорошо. Итак, сумку нашел не бесчестный человек.

– Согласен, но что же из этого?

– Пока ничего. Это просто расчищает путь. Теперь предположим, что сумку нашел честный человек, который, желая вернуть ее хозяйке, положил ее в машину, считая, что либо она принадлежит Хозяину машины, либо же этот последний уж потрудится вернуть ее владелице. Но в таком случае, почему же он бросил ее на пол, а не положил на переднее сиденье, на виду у водителя? Ведь я мог проездить целую неделю и вовсе ее не заметить.

– Что ж, выходит, что сумку никто и не находил: ни бесчестный человек, ни честный. А я никогда и не, утверждал, что ее кто-то нашел.

– Пойдем теперь дальше. Возьмем девушку.

– Какую девушку? Ведь Элспет Блич к тому времени уже не было в живых.

– Почему вы так думаете? Проще всего объяснить факт нахождения сумки в моей машине тем, что она сама оставила ее там.

– Послушайте, рабби. Погода ведь стояла теплая, и вы, наверное, открыли окно, хоть и опустили жалюзи. Правильно?

– Правильно.

– А на каком расстоянии вы находились, по-вашему, от машины? Вот я вам подсчитаю. Машина стояла в шести метрах от здания. Ваш кабинет – на третьем этаже, то есть на высоте трех с половиной метров. Добавьте еще один метр на высоту окна. Если вы теперь припомните школьную свою геометрию, то прямая, проведенная от машины до' окна вашего кабинета, является гипотенузой прямоугольного треугольника. Возьмите теперь теорему Пифагора, подсчитайте, и вы получите расстояние в семь метров с чем-то. Прикиньте метра три на расстояние от окна до вашего стола, и получится, что вы сидели всего в десяти метрах от машины. И если бы кто-нибудь захлопнул дверцу, а тем более если бы двое затеяли спор в машине, в результате которого девушку задушили, то вы не могли бы не услышать, как бы ни были погружены в чтение.