Гарри Кемельман - В пятницу раввин встал поздно

– Это-то так, но ведь меня могло уже не быть в синагоге, – возразил раввин.

– Вряд ли. Вы сказали, что ушли в начале первого; ну, в двадцать минут первого, как вы сами и высчитали. Но в это самое время Нормэн как раз поднимался по Марпль-стрит по направлению к синагоге и обозревал всю местность вплоть до самой синагоги. С этого момента и до трех минут второго, когда он отбил часы в ящике на углу, стоянка все время была у него на виду. Оттуда он спустился по Вайн-стрит, где живут Серафино и где, значит, должна была проходить и Элспет Блич.

– Ладно, а дальше?

– Ничего, рабби, нр выйдет, – покачал Лэниген головой. – После предварительного осмотра медэксперт определил, что смерть наступила где-то около часу – минут двадцать в тужили иную сторону. Но это только на основании температуры тела, степени окоченения и так далее. Когда, однако, мы допросили Бронштейна, мы установили, что, выходя из кино, они перекусили, так что медэксперт смог определить час наступления смерти по содержимому желудка, а это гораздо точнее. И вот у него получилось, что девушка скончалась не позднее часа.

– Все-таки нельзя полностью исключить и возможность того, что', несмотря на близкое расстояние, я все-таки ничего не слышал. Когда я, знаете ли, читаю… Впрочем, окна-то машины ведь были подняты, и если они беседовали тихо, то и впрямь не было бы слышно. К тому же, ее задушили, так что она могла и не успеть крикнуть…

– Как называется вот эта штука, которую вы носите на голове, рабби?' – спросил Лэниген, показывая на ермолку раввина.

– Вот это? Это – “кипа", – ответил раввин, дотрагиваясь рукой до черной шелковой ермолки.

– Вы меня простите, рабби, – сказал Лэниген, – но говорите вы так невнятно, будто прикрываете рот вот этой кипой. С какой стати стали бы они так осторожно захлопывать дверцу и говорить между собой шопотом? Ведь они же не знали, что вы рядом. Если они сели в машину, когда дождя еще не было, они, пожалуй, открыли бы окошко – тепло ведь было. Если же бы они сидели в машине уже когда шел дождь, Нормэн бы их обязательно заметил. А кроме того, ничего не указывает на то, что они сидели в машине. Вот посмотрите. – Он открыл свой портфель, достал какие-то бумаги и разложил их на столе. Все трое нагнулись над ними. – Вот тут точный перечень всех предметов, которые мы нашли в машине. А вот чертеж внутренности кузова, на котором указано, где именно мы нашли тот или иной предмет. Вот здесь мы нашли сумку, на полу у заднего сиденья. Вот здесь, в пластиковой этой корзинке мы нашли скомканные салфетки, а на них следы губной помады вашей супруги. Сзади, прямо под передним сиденьем, мы нашли на полу шпильку, но и она принадлежит вашей жене. В пепельнице спереди было несколько окурков со следами помады. Помада соответствует той, которой пользуется ваша жена, а и сигареты, судя по начатой пачке во внутреннем отделении, тоже были ее. В пепельнице заднего сиденья мы нашли только один окурок того же сорта со следами той же помады…

– Минуточку, – вмешалась Мирьям. – Этот окурок я никак не могла оставить: я ни разу не сидела сзади.

– То есть как не сидели? Откуда же окурок? Чепуха какая-то!

– Почему чепуха?– мягко возразил раввин. – Лично я сижу всегда за рулем, а жена, когда садится в машину, – рядом. Если разобраться, то на заднем сидении у нас вообще никто ни разу не сидел. Мы купили машину с год назад, и как-то так вышло, что за все это время, кроме нас, никто на нашей машине не ездил. Странного тут нет ничего. Вы сами когда-нибудь сидели в своей собственной машине сзади?

– Но ведь окурок!… Помада – ваша, сигареты – того же сорта, что и ваши. Посмотрите, вот перечень того, что было в сумке. Сигарет там не было.

Раввин внимательно прочитал перечень.

– Но вот зажигалка… Значит, она курила. Что же касается помады, то вы сами сказали, что она пользовалась той же помадой, что и Мирьям. В конце концов та тоже была блондинкой.

– Одну минуточку, – перебил его Лэниген. – Шпильку-то нашли сзади; значит, вы не могли не…

– Ничего подобного. Нашли-то ее на полу. Куда же она могла упасть, если не назад?

– Да, это правильно, но все равно многое тут еще неясно. Сигарет ведь у нее все-таки не было -. по крайней мере в сумке. Правильно я говорю?

– Правильно, но она ведь сидела не одна. С ней сидел убийца, а у него, верно, сигареты были.

– Не хотите ли вы сказать, рабби, что девушку убили в вашей машине?

– Точно. Окурок со следами помады в пепельнице заднего сиденья свидетельствует о том, что какая-то женщина сидела сзади. Сумка на полу заднего сиденья свидетельствует о том, что это была Элспет Блич.

– Ладно. Допустим, что это так. Пускай ее даже задушили в вашей машине. Но какое это имеет отношение к Бронштейну?

– Очень простое. Оно снимает с него всякую вину.

– Вы хотите сказать, что так как у него была своя машина…

– Именно. Зачем ему было заехать во двор синагоги и пересесть?

– Может, он ее убил в своей машине, а затем пересел в вашу?

– А окурок в пепельнице? Нет, она сидела в моей машине живая.

– А может он ее силой затолкал в вашу машину?

– Но зачем?

– Может быть, не хотел оставить следы в своей…

– Нет, вы так-таки не поняли всего значения окурка. Раз она в машине курила – значит, чувствовала себя свободно. Когда тебя держат за горло или грозятся убить, тогда небось не курят. Да вот еще: раз она сняла дома платье, зачем бы она потом набросила на себя, кроме пальто, еще и дождевик?

– Потому что шел дождь, конечно.

– Но ведь машина стояла перед самым домом, – нетерпеливо мотнул раввин головой. – Сколько там? Да метров пятнадцать. На ней ведь было пальто. Зачем ей еще дождевик? Чтобы пробежать пятнадцать метров?

Лэниген встал и принялся ходить по кабинету взад-вперед. Раввин следил за ним глазами, но остерегался перебить ход его мыслей. Однако, видя, что молчание начальника полиции слишком затянулось, он сказал:

– Конечно, Бронштейн обязан был явиться в полицию, как только узнал об убийстве. Он вообще не должен был связаться с ней в ресторане. Но как бы мы его за это ни осуждали, а понять его можно; в особенности если принять во внимание положение в его семье. Опять же, как бы мы ни осуждали его за то, что он не явился в полицию, но и это можно понять. Публичный арест, допрос, шумиха, все это, по-моему, достаточное наказание. Вы со мной согласны, мистер Лэниген? Послушайтесь моего совета и отпустите его.

– Но тогда у нас никто даже на подозрении не останется…

– О, уж это совсем на вас не похоже.

– Что вы имеете в виду?– спросил шеф, покраснев.

– Я никак не могу представить себе, что вы станете держать человека в тюрьме только для того, чтобы можно было сообщить газетчикам, что расследование продвигается успешно. Кроме того, это вам только будет мешать. Вам придется придумывать все новые и новые теории, копаться в его прошлом, подгонять факты, хорошо зная в глубине души, что ищете не там.