Агата Кристи - Смерть на Ниле / Death on the Nile

– Что же такое она видела?

Спросила опять Жаклин, и опять Пуаро ответил не ей, а Розали. Странная у них складывалась партия из трех участников.

– Я полагаю, не приходится гадать о том, что она видела, – сказал Пуаро. – В ту роковую ночь она видела, как кто-то вошел в каюту Линит Дойл – и потом вышел.

Он был начеку – и не упустил ни краткого вздоха, ни дрогнувших ресниц. Розали Оттерборн реагировала именно так, как, по его расчетам, ей и полагалось реагировать.

– Она сказала, кого она видела? – спросила Розали.

Пуаро скорбно покачал головой.

Рядом застучали каблучки. К ним шла, испуганно тараща глаза, Корнелия Робсон.

– Жаклин, – позвала она, – случилось нечто ужасное! Еще один кошмар!

Жаклин повернулась к ней, и они отошли. Пуаро и Розали Оттерборн, не сговариваясь, направили шаги в другую сторону.

– Почему вы все время смотрите на меня? – резко заговорила Розали. – Что вы надумали?

– Вы задали мне два вопроса. В ответ я спрошу у вас только одну вещь: почему вы не сказали мне всю правду, мадемуазель?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Я вам все рассказала еще утром.

– Нет, кое-чего вы мне не сказали. Вы не сказали, что носите с собой в сумочке мелкокалиберный револьвер с перламутровой рукояткой. И вы не рассказали всего, что видели прошлой ночью.

Она залилась краской.

– Это ложь, – отрезала она. – Никакого пистолета у меня нет.

– Я не сказал: пистолет. Я сказал, что в сумке вы носите маленький револьвер.

Развернувшись, она забежала к себе в каюту и тут же, выскочив, ткнула ему в руки серую кожаную сумочку.

– Вы несете околесицу. Смотрите, если вам хочется.

Пуаро открыл сумочку. Револьвера там не было.

Выдерживая ее неприязненный, торжествующий взгляд, он вернул ей сумочку.

– Да, – сказал он любезным тоном, – тут его нет.

– Вот именно. Вы не всегда правы, месье Пуаро. И другое ваше смехотворное утверждение – оно тоже несправедливо.

– Нет, не думаю.

– С вами можно сойти с ума! – Она гневно топнула ногой. – Вы что-то вбили себе в голову и носитесь с этим!

– Потому что я хочу, чтобы вы сказали мне правду.

– Какую правду?! Такое впечатление, что вы знаете ее лучше меня самой.

– Хотите, я скажу, что вы видели? – сказал Пуаро. – Если я прав, вы подтвердите мою правду? Я думаю, что, огибая корму, вы придержали шаг, поскольку из каюты ближе к центру – наутро вы узнали, что это была каюта Линит Дойл, – вышел мужчина. Вы видели, как он вышел, закрыл за собой дверь и пошел дальше – может, вошел в какую-нибудь каюту на другом конце. Что скажете, мадемуазель, я прав?

Она молчала.

– Вы, наверное, думаете, что разумнее промолчать, – сказал Пуаро. – Вы, наверное, боитесь, что, если вы скажете, вас тоже убьют.

Ему показалось, что она клюнула на приманку, что обвинение в трусости проймет ее сильнее увещеваний.

Разомкнув задрожавшие губы, Розали Оттерборн сказала:

– Я никого не видела.

Оправляя манжеты, мисс Бауэрз вышла из каюты доктора Бесснера.

Жаклин тут же покинула Корнелию и заговорила с сиделкой.

– Как он? – спросила она.

Подоспевший Пуаро услышал ответ. Выглядела мисс Бауэрз встревоженно.

– Не то чтобы очень плохо, – сказала она.

– Ему хуже, значит? – воскликнула Жаклин.

– Что говорить, скорее бы добраться до места, сделать рентген и с обезболиванием почистить рану. Когда, вы думаете, мы будем в Шелале, месье Пуаро?

– Завтра утром.

Поджав губы, мисс Бауэрз покачала головой:

– Как нескладно получается! Мы делаем все, что в наших силах, но опасность сепсиса [105] Сепсис – тяжелое инфекционное заболевание, развивающееся вследствие заражения крови. остается.

Жаклин вцепилась в ее руку:

– Он умрет? Умрет?

– Что вы, мисс де Бельфор! Надеюсь – уверена, что нет. Сама по себе рана неопасна, но, конечно, надо поскорее сделать рентген. И, конечно, мистеру Дойлу нужен сегодня абсолютный покой. Он переволновался, перевозбудился. Ничего странного, что подскочила температура. Перенести смерть жены, да еще эти треволнения…

Жаклин отпустила ее руку и отвернулась. Привалившись к бортику, она стояла спиной к ним.

– Нужно всегда надеяться на лучшее, – продолжала мисс Бауэрз. – У мистера Дойла сильный организм, это видно, он, может, слова такого не знает: болеть. Так что это в его пользу. Но и закрывать глаза на такой скверный признак, как поднявшаяся температура…

Она затрясла головой, снова оправила манжеты и быстро ушла.

От слез ничего не видя перед собой, Жаклин побрела к своей каюте. Ее поддержала и повела ухватившая за локоть рука. Она подняла глаза: это был Пуаро. Приникнув к нему, она дала увести себя в каюту.

Там она опустилась на койку и, не сдерживаясь, бурно зарыдала:

– Он умрет! Умрет! Попомните меня: умрет… И умрет от моей руки. Да-да, от моей руки…

Пуаро пожал плечами. Потом скорбно уронил голову.

– Что сделано, то сделано, мадемуазель. Сделанного не вернуть. Поздно теперь убиваться.

Она отчаянно выкрикнула:

– Он умрет от моей руки! А я так его люблю… Так люблю!

Пуаро вздохнул:

– Даже слишком.

Давно уже, с того вечера в ресторане месье Блондена, он жил с этой мыслью.

Сейчас, запинаясь, он говорил:

– Ни в коем случае не поддавайтесь тому, что говорит мисс Бауэрз. Сиделки – я их знаю, – они всегда такие мрачные! Ночная сиделка – обязательно! – удивится, что больной дожил до вечера; дневная – обязательно! – удивится, что он протянул до утра. Понимаете, они многое видели и всего опасаются. Когда человек ведет автомобиль, у него в голове могут мелькать такие мысли: «Если на тот перекресток вывернется из-за угла автомобиль… если у встречной машины отвалится колесо… если из кустов мне на руки прыгнет собака – eh bien, я, скорее всего, погибну!» Но человек внушает себе – и правильно делает, – что ничего подобного не случится и он благополучно доберется до нужного места. Вот если он побывал в аварии или ему приходилось видеть, как в нее попадали другие, он, конечно, будет держаться противоположной точки зрения.

Пытаясь улыбнуться сквозь слезы, Жаклин спросила:

– Вы стараетесь успокоить меня, месье Пуаро?

– Bon Dieu знает, что я стараюсь сделать! Не надо было вам ехать в это путешествие.

– Я сама жалею, что поехала. Все было так страшно. Но… скоро все кончится.

– Mais oui – mais oui.

– Саймона положат в больницу, наладят за ним уход – и все будет замечательно.

– Вы рассуждаете как ребенок: «И стали они жить-поживать…»

Она густо покраснела.

– Поверьте, месье Пуаро, я не имела в виду…

– «Об этом не время думать». А вы не слышите лицемерия в этих словах? Ведь в вас частица романской крови, мадемуазель. Вы примете действительность и без прикрас. Le roi est mort – vive le roi! [106]Солнце зашло – и вышла луна. Ведь так?