Рекс Стаут - Трое вне игры

– Я уже поставил на это двоих. Несчастный случай на охоте произошел в Мэне.

– Мне хотелось бы высказаться по поводу этого, – заявил Уинслоу. – Я имею в виду все те вопросы, которые задавали мне о смерти моего дяди. Для меня они сродни комплименту. Ибо они подразумевают, будто я был способен застрелить дядю, и это превосходный комплимент, и вы еще говорите, что этим занимаются двое, – значит, ведется следствие, и это тоже комплимент. Тетю позабавило бы предположение, что я убил дядю Нортона, равно как и предположение, что я могу убить ее. Я ничуть не возражаю, если она об этом узнает, но если она проведает, зачем я наведывался к Лео Хеллеру… Да поможет мне Бог! – Он сделал умоляющий жест. – Мне обещали, гарантировали!

– Мы раскрываем личные дела только в случае необходимости, – пророкотал Кремер.

Вулф принялся наливать себе пиво. Когда пена поднялась до краев, он поставил бутылку и снова заговорил:

– Лично я ничего не обещал, мистер Уинслоу, но на болтовню времени у меня нет. Вот мое предложение. Вы оказались в столь неприятной ситуации только из-за вашей связи с мистером Хеллером, и вопрос заключается в следующем: имелось ли в связи с этим что-либо способное оправдать подобное беспокойство? Предлагаю вам рассказать. Начните с самого начала, вспомните по возможности каждое слово между вами. Приступайте. Я буду прерывать вас как можно реже.

– Но вы же все прочитали, – возразил Кремер. – Протокол допроса, показания… Какого черта! Есть у вас версия или нет?

Вулф кивнул.

– У нас на это вся ночь, – констатировал он уныло. – Мистеру Уинслоу версия неизвестна, да и для вас она темный лес. – Затем он обратился к Уинслоу: – Начинайте, сэр. Все, что вы говорили мистеру Хеллеру, и все, что он говорил вам.

На это ушло более часа, со всеми задержками. Задержки исходили от различных полицейских, рассредоточившихся по всему дому – в гостиной, столовой и трех спальнях наверху, – с допросами перепуганных граждан, да еще от телефона. Два звонка поступили от детективов убойного отдела, пытавшихся определить местоположение одной перепуганной гражданки – Хенриетты Тиллотсон, миссис Альберт Тиллотсон, той самой отъевшейся матроны, которую я видел с остальными в приемной Хеллера. Еще звонили полицейский комиссар, из офиса окружного прокурора и прочие заинтересованные лица.

Когда же Пэрли Стеббинс поднялся, чтобы вывести Уинслоу из кабинета, версия Вулфа, очевидно, так и оставалась для Кремера темным лесом, как, впрочем, и для меня. Как только дверь за вышедшими закрылась, Кремер разразился тирадой:

– Пожалуй, все это смахивает на фарс. Думаю, послание заключалось в NW и подразумевало вас, а вы тут разводите спектакль, чтобы отвлечь внимание.

– А если и так? – пробрюзжал Вулф. – Что ж вы терпите-то? Ведь если послание действительно подразумевало меня, то я и есть самая суть дела, и в качестве другого варианта вам только и остается, что отвезти меня в управление полиции, где я просто наберу в рот воды, и вам это известно. – Он отпил пива и поставил бокал. – Впрочем, мы, пожалуй, без особого риска можем ускорить дело. Скажите своим людям, которые сейчас допрашивают подозреваемых, чтобы они обращали особое внимание на что-либо связанное с цифрой шесть. И они ни в коем случае не должны намекать на нее, даже упоминать, но, если вдруг цифра шесть всплывет в какой-либо части допроса, они должны сосредоточиться на ней, пока не выжмут всего. Полагаю, они знают о подозрении Хеллера, что один из его клиентов совершил тяжкое преступление?

– Они знают, что так говорит Гудвин. Что еще за цифра шесть?

– Придется довольствоваться этим, – покачал головой Вулф. – Даже это может оказаться рискованным, поскольку это ваши люди, а не мои.

– Дядя Уинслоу погиб шесть лет назад и оставил ему шесть центов.

– Я в курсе. Вы говорите, что над этим работают. Так, может, мистеру Гудвину передать указание о цифре шесть?

Кремер ответил, мол, нет, спасибо, он уж как-нибудь сам, и покинул комнату.

Ко времени его возвращения Стеббинс привел гражданина номер два, представил Вулфу и усадил на место, которое ранее занимал Уинслоу. Это оказалась Сьюзен Матуро. Она выглядела все такой же крайне обеспокоенной, как и утром, хотя я и не сказал бы, что намного. Теперь, естественно, возникал новый аспект: выглядела она обеспокоенной или же виноватой? Несомненно, девушка она была весьма привлекательная, но этим же отличалась и Мод Вейл, а сия особа отравила двоих мужей. Имелось обстоятельство, что, раз Хеллера убил клиент, которого он заподозрил в совершении преступления, он должен был встречаться с этим клиентом по меньшей мере раз – иначе откуда же у него появились подозрения, – в то время как, по словам Сьюзен Матуро, прежде она к Хеллеру никогда не заходила и никогда его не видела. В действительности же это не исключало ни ее, ни Агату Эбби, также утверждавшую, что в то утро она посетила Хеллера впервые. Насколько было известно, с перспективными клиентами Хеллер иногда договаривался по телефону о встрече где-то в другом месте, и мисс Матуро, и мисс Эбби вполне могли оказаться из их числа.

Принимаясь за нее, Вулф уже не был настроен столь воинственно, вероятно, потому, что она не отказалась от предложенного пива и, отпив чуть-чуть, облизала губы. Ему нравится, когда люди разделяют его удовольствия.

– Вам известно, мисс Матуро, – начал он, – что вы единственная в своем роде. Согласно свидетельствам, мистера Хеллера убил один из шестерых, кто этим утром заходил в его дом для встречи с ним, а вы единственная из этих шестерых, кто удалился еще до одиннадцати, приемного часа мистера Хеллера. Ваше объяснение ухода в ваших показаниях выглядит бессвязным. Можете сделать его более внятным?

Она взглянула на меня. Я не послал ей воздушного поцелуя, но смотрел вовсе не хмуро.

– Я передал ваш рассказ, – сказал я, – в точности вашими словами.

Она неуверенно кивнула мне и повернулась к Вулфу:

– Мне надо снова все повторить?

– Вероятно, вам придется снова все повторять еще раз десять, – известил ее Вулф. – Так почему вы ушли?

Она сглотнула, начала было говорить, но слова застряли у нее в горле, и ей пришлось начать по новой.

– Вы ведь слышали о взрыве и пожаре в Монтроузской больнице месяц назад?

– Конечно. Я читаю газеты.

– Тогда вы знаете, что в ту ночь там погибло триста два человека. Я там работала, в палате номер семь на шестом этаже. Кроме погибших, еще многие получили ранения, но я прошла через все это без единой царапины и ожога. Моя ближайшая подруга погибла – сгорела, пытаясь спасти пациентов, – а другая осталась на всю жизнь калекой, а молодой доктор, с которым я была помолвлена… он погиб при взрыве, и еще другие, с кем я была знакома. Не знаю, как мне удалось выбраться, совершенно не пострадав, ведь я уверена, что пыталась помогать. Я точно в этом уверена, но все равно ничуть не пострадала, и от этого мне только хуже, наверное, потому, что радоваться тому, что выжила, я не могу… Чему радоваться?