Рекс Стаут - Трое вне игры

После ее ухода привели вовсе не миссис Тиллотсон, а полицейского в штатском. Он оказался одним из последних приобретений убойного отдела. Я не встречал этого копа раньше и поневоле залюбовался его мужественной поступью, пока он приближался, и щеголеватой стойкой, когда он остановился перед Кремером в ожидании распоряжений начальства.

– Кого там оставил? – спросил его Кремер.

– Мёрфи, сэр. Тимоти Мёрфи.

– Хорошо. Выкладывай. Хотя погоди. – Кремер повернулся к Вулфу. – Его зовут Рока. Он дежурил в офисе Хеллера. Это с ним вы разговаривали насчет карандашей и резинки. Продолжай, Рока.

– Слушаюсь, сэр. Позвонил швейцар и сказал, что в холле находится женщина и она хочет подняться, и я велел ему впустить ее. Я решил, что это отвечает моему заданию.

– Ты решил.

– Так точно, сэр.

– Тогда продолжай.

– Она поднялась на лифте. Свое имя не назвала. Все выспрашивала меня, сколько я пробуду там и ожидается ли еще кто-нибудь и так далее. Мы препирались какое-то время, я все пытался выяснить, кто она такая, а потом она пошла напролом. Достала из сумочки пачку банкнот и предложила мне сначала триста долларов, затем четыреста и наконец пятьсот, чтобы я открыл секции картотеки в кабинете Хеллера и оставил ее там одну на час. Это поставило меня в затруднительное положение.

– Вот как.

– Так точно, сэр.

– И как же ты вышел из него?

– Если бы у меня имелись ключи от секций, я принял бы ее предложение. Открыл бы их и оставил ее там. А когда она собралась бы уходить, арестовал бы ее и доставил бы для обыска, и мы узнали бы, что она взяла из картотеки. И дело разрешилось бы. Но у меня не было ключей.

– Ага. Если бы у тебя имелись ключи и ты бы открыл картотеку и оставил бы ее там, она взяла бы, что ей нужно, и сожгла бы это, а ты собрал бы пепел и отправил бы в лабораторию, чтобы его исследовали современными научными методами.

Рока сглотнул.

– Признаю, об этом я не подумал. Но если бы у меня имелись ключи, я бы подумал как следует.

– Готов поспорить, так оно и было бы. Взял ее деньги в качестве улики?

– Нет, сэр. Я подумал, что это может оказаться подстрекательством. Я взял ее под стражу. Потом позвонил. А когда прибыла подмога, привез ее сюда к вам. Я останусь для очной ставки с ней.

– На сегодня ты пообщался с ней достаточно. Тобой займемся позже. Иди и скажи Бургеру привести ее сюда.

Тем утром я пробыл в приемной Хеллера совсем недолго, но все-таки профессионально натренирован видеть то, на что смотрю, и запоминать то, что вижу, однако миссис Альберт Тиллотсон признал бы с трудом. Она похудела на пять фунтов, морщин у нее стало вдвое больше, а из-за резкого контраста между яркой помадой и высохшей кожей смахивала скорее на карикатуру женоненавистника, чем на отъевшуюся матрону.

– Я хочу поговорить с вами наедине, – сказала она инспектору Кремеру.

Она оказалась одной из этих. Ее муж занимал пост президента чего-то там, и, само собой разумеется, она заслуживала особого отношения. Кремеру потребовалось добрых пять минут, чтобы довести до ее сведения, что она ничем не отличается от прочих девочек, и это вызвало у нее такое потрясение, что ей пришлось взять перерыв и решить, как на это реагировать.

В итоге она решилась на бесстыдную ложь. Миссис Тиллотсон потребовала сообщить, числится ли доставивший ее сюда человек в личном составе полиции, и Кремер ответил, что числится.

– Что ж, его уволят, – заявила она. – Как вам, наверное, известно, сегодня днем ко мне заходил полицейский. Он сообщил, что Лео Хеллер погиб – что его убили, – и спрашивал, с какой целью этим утром я посещала его офис. Естественно, я не захотела иметь с подобной мерзостью ничего общего и потому ответила, что вовсе не посещала Лео Хеллера, но он убедил, что у меня ничего не выйдет, и тогда я призналась, что была там, но по весьма личному делу, о котором рассказать ему просто не могу… Этот человек записывает, что я говорю?

– Да. Это его работа.

– Мне бы этого не хотелось. И чтобы ваш записывал тоже. Так вот, полицейский настаивал, что я должна рассказать, зачем ходила к этому Хеллеру, но я отказывалась, он настаивал, я отказывалась. Тогда он заявил, что отвезет меня к окружному прокурору, если понадобится, даже под арестом, и я поняла, что он не шутит, и все ему рассказала. Я рассказала, что у нас с мужем возникли кое-какие трудности с нашим сыном, особенно с его учебой в школе, и я наведывалась к Хеллеру выяснить, какой колледж ему лучше всего подойдет. Я ответила на вопросы полицейского в пределах разумного, и он наконец-то оставил меня. Возможно, вам все это известно.

– Да, – кивнул Кремер.

– Ну а после ухода полицейского я забеспокоилась и поехала к подруге спросить ее совета. Неприятность заключалась в том, что я слишком много рассказала Хеллеру о сыне, в том числе и кое-какие личные и конфиденциальные подробности, а раз Хеллера убили, полиция наверняка возьмется просматривать все его бумаги, а эти подробности были очень личными. Мне хотелось, чтобы они такими и остались. Я знала, что Хеллер вел все свои записи собственным стенографическим способом, который никто, кроме него, прочесть не мог. По крайней мере, так он говорил, но я была не до конца уверена, а моя информация представляла собой крайнюю важность. Я очень долго обсуждала ситуацию с подругой, несколько часов, и в итоге решила поехать в офис Хеллера и попросить там главного, чтобы мне разрешили забрать записи о делах моей семьи, поскольку они не связаны с убийством.

– Я понимаю, – уверил ее Кремер.

– Так я и поступила. А полицейский там притворялся, будто слушает, притворялся, что соглашается со мной, а потом вдруг взял и арестовал меня за попытку подкупа полицейского. А когда я, разумеется, с негодованием отвергла его обвинения и хотела уйти, он силой удержал меня и даже собирался надеть наручники! Поэтому я поехала с ним. И вот я здесь. Надеюсь, вы понимаете, что я собираюсь подать жалобу, и я ее подаю!

Кремер сверлил ее взглядом:

– А вы пытались его подкупить?

– Конечно нет!

– И вы не предлагали ему деньги?

– Нет!

Пэрли Стеббинс издал низкий звук, нечто среднее между рычанием и фырканьем. Кремер проигнорировал подобную бестактность подчиненного, сделал глубокий вдох и выдохнул.

– Может, мне заняться? – поинтересовался Вулф.

– Нет, благодарю, – раздраженно отозвался Кремер, не сводя глаз с миссис Тиллотсон. – Мадам, вы совершаете ошибку, – отчеканил он ей. – Вся эта ложь не пойдет вам на пользу. Вы только сделаете себе хуже. Попробуйте для разнообразия говорить правду.

Миссис Тиллотсон выпрямилась, однако выразительным сие телодвижение у нее отнюдь не получилось, поскольку она изрядно вымоталась за оказавшийся столь трудным для нее день.