Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

Это был толстый человек, коренастый, с короткой шеей, с широкой седой бородой, почти лысый, с парой темных очков поверх обычных.

Люпен рассматривал его энергичное лицо, четырехугольный подбородок и сильную фигуру. Кулаки его были очень массивны и покрыты шерстью, ноги кривые; он ходил, согнув спину и тяжело переваливаясь с ноги на ногу. На лице его особенно выделялся большой лоб, изборожденный морщинами и буграми. Люпен вспомнил, что в Палате депутатов Добрека прозвали лесным человеком не только потому, что он всех сторонился, но и за его внешность, манеры, походку и мощную мускулатуру.

Он уселся перед своим столом, вынул из кармана трубку, выбрал среди нескольких пакетов табака пачку «Мэриленда», набил трубку и закурил. Потом стал писать письма. Спустя минуту он бросил свою работу и задумался, сосредоточив свое внимание на одной точке стола. Вдруг он быстро схватил коробочку для марок и стал ее рассматривать. Потом изменил положение нескольких предметов, которые Прасвилль трогал и переставлял, исследовал их взглядом, ощупывал руками, склонялся над ними, как если бы какие-то ему одному известные знаки о чем-то говорили. Наконец он нажал кнопку электрического звонка.

Через минуту появилась привратница.

Он спросил:

— Они были здесь, не правда ли?

Так как женщина колебалась, он настаивал:

— Послушайте, Клементина, разве вы открывали коробочку для марок?

— Нет, сударь.

— Ну так я ее заклеил полоской бумаги, а она разорвана.

— Я могу вас уверить, — начала женщина.

— Зачем лгать? — сказал он. — Ведь я сам вас предупреждал об этих посещениях.

— Но…

— Но вы гонитесь за двумя зайцами… Пусть так!

Он протянул ей билет в пятьдесят франков и повторил:

— Они были здесь?

— Да, сударь.

— Те же, что весной?

— Да, все пятеро… и еще один… Главный.

— Высокий? Темноволосый?

— Да.

— Это все?

— Потом пришел еще один. Он присоединился к ним, а потом и те двое, что всегда ходят вокруг дома.

— Они были здесь, в кабинете?

— Да, сударь.

— И ушли в том же порядке, как и пришли, несколько минут тому назад?

— Да, сударь.

— Хорошо.

Женщина вышла. Добрек принялся за брошенное письмо, потом, протянув руку, написал какие-то цифры на бумаге, лежавшей на краю стола. Люпену удалось разобрать формулу вычитания: 9–8 = 1. И Добрек сквозь зубы с сосредоточенным видом пробормотал:

— Никакого сомнения.

Потом он написал коротенькое письмецо и адрес на конверте, который Люпен прочел, когда письмо было положено на тетрадь: «Господину Прасвиллю, главному секретарю префектуры».

Потом позвонил снова.

— Клементина, — сказал он, — вы когда-нибудь учились в школе?

— Да, сударь.

— Вас научили считать?

— Но… сударь…

— Вы не слишком сильны в вычитании.

— Как это?

— Вы не знаете, что девять минус восемь будет один, а это, видите ли, очень важная вещь.

Говоря так, он поднялся и прошелся по комнате, заложив руки за спину и переваливаясь. Потом прошелся еще раз. Потом, остановившись перед дверью в столовую, открыл ее.

— Впрочем, задачу можно решить иначе, — сказал он. — Если от девяти отнять восемь, останется один. И тот, кто остался, — здесь, не правда ли?

Он ощупывал бархатную портьеру, в складках которой укрылся Люпен.

— Операция правильная, и вы даете этому блестящее доказательство… В самом деле, вы там задохнетесь! Я мог бы нечаянно, для развлечения, проткнуть эту портьеру кинжалом. Вспомните безумие Гамлета и смерть Полония: «Говорю вам, это крыса, огромная крыса…» [108] У. Шекспир. Гамлет. Акт 3, сцена 3. Ну, господин Полоний, выйдите-ка из своей норы!

Люпену не оставалось ничего другого.

— Вы несколько бледны, господин Полоний… Ба, да это тот самый господин, который целыми днями дежурит в сквере! Вы тоже полицейский, господин Полоний? Ну, успокойтесь, я вам не желаю зла… Вы убедились, Клементина, что я хорошо считаю? По-вашему, сюда вошли девять шпионов. А я, возвращаясь, сосчитал издали на бульваре всего восемь. Девять минус восемь — один, вот этот самый, оставшийся здесь для наблюдения!

— Ну и что же? — сказал Люпен, охваченный безумным желанием броситься на этого человека и заставить его замолчать.

— Что? Ничего, молодчик. Чего же вы еще хотите? Комедия окончена. Я вас только попрошу передать Прасвиллю это послание, которое я только что начертал. Клементина, соблаговолите проводить господина Полония. И если он когда-нибудь опять появится — откройте ему широко все двери. Вы здесь у себя дома, господин Полоний. К вашим услугам!

— Чертова кукла! — воскликнул Люпен, как только очутился на улице и повернулся к окнам Добрека. — Ты мне за это заплатишь! Клянусь!

Одна вещь утешала его: Добрек не узнал его. Добрек полагал, что он работает в полиции. Следовательно, ни Добрек, ни полиция не подозревали вмешательства третьего лица. Это был единственный козырь, дававший ему свободу действий и имевший для него крайне важное значение. Не медля ни минуты, он распечатал письмо Добрека к главному секретарю префектуры. Оно содержало следующее:

У самого твоего носа, под рукой, бедный Прасвилль, ты даже не дотронулся до нее. Еще немного — и она была бы твоей… Но ты слишком глуп. Подумать, что не нашли никого, кроме тебя, чтобы извести меня! Бедная Франция! До свидания, Прасвилль. Но если я тебя поймаю, тем хуже для тебя — буду стрелять.

— У самого носа, под рукой, — повторял Люпен, прочитав. — Может быть, он пишет правду. Чем проще спрячешь, тем лучше. Все-таки, все-таки увидим… Нужно будет узнать, почему Добрек находится под таким тщательным наблюдением, и получше осведомиться о нем самом.

В специальном агентстве Люпен навел справки о Добреке: «Алексис Добрек, два года депутат от Устья Роны, из независимых. Убеждения неопределенные. Положение среди избирателей солидное. Без всякого состояния. Особняк в Париже, виллы в Энгьене и в Ницце, много проигрывает, и никто не знает, откуда деньги. Очень влиятельный, добивается, чего захочет, хотя и не бывает в министерствах и не имеет ни друзей, ни знакомых в политических кругах».

Этого было мало Люпену. Нужна была характеристика другая, интимная, полицейская, которая показала бы частную жизнь Добрека. Но пока приходилось довольствоваться тем, что есть.

Одна из квартир Люпена, в которых он жил в настоящее время, находилась на улице Шатобриан возле Триумфальной арки. Его там знали под именем Мишеля Бомона. Это было довольно комфортабельное помещение. Ему служил преданный человек Ахилл. Он принимал сведения, передаваемые помощниками Люпена по телефону.