Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

Когда депутат Добрек на следующий день после полицейского обыска вошел к себе, его остановила Клементина. Ей удалось найти кухарку, внушающую доверие. Эта кухарка представила первоклассные аттестации. Уже немолодая, но очень деятельная, она согласилась вести все хозяйство Добрека.

Новой кухаркой Добрек, по-видимому, остался доволен, ибо немедленно отдал распоряжение Клементине передать ключи Виктории (это была сообщница Люпена) и указать ей комнату.

Добрек был дома недолго. Но едва только он покинул виллу, как Люпен поселился в комнате Виктории.

Депутат вернулся в полночь.

С этих пор в течение нескольких дней подряд Люпен приноравливал свою жизнь к образу жизни Добрека. Как только тот покидал дом, Люпен начинал свои поиски.

Он делал это методически, разделяя каждую комнату на секторы, которые тщательно осматривал.

Виктория тоже искала. Они ничего не пропускали. Ножки столов, стульев, доски паркета, рамы зеркал и картин, часы, пьедесталы статуэток, кольца портьер, телефонные и электрические аппараты — просматривали все, что изощренное воображение могло избрать хранилищем этой пробки.

Малейшее движение депутата было под надзором, самые его бессознательные жесты, взгляды, книги, которые он читал, письма, которые он посылал.

Это было очень легко сделать, потому что он жил совершенно открыто. Никогда он не затворял дверей, не принимал посетителей. Его жизнь протекала с механической размеренностью. После полудня он отправлялся в парламент, вечером — в клуб.

— И все-таки должно же тут что-то быть, — говорил Люпен.

— Ровно ничего, — стонала Виктория, — ты только теряешь время, и нас поймают.

Присутствие сыщиков, которые постоянно шныряли под окнами, сводило ее с ума. Она не могла допустить мысли, что они здесь не для того, чтобы поймать в ловушку ее, Викторию. И каждый раз она очень удивлялась, что кто-нибудь из них не останавливает ее. Однажды она вернулась очень взволнованная. Корзинка дрожала в ее руках.

— Что с тобой, милая Виктория, — спросил Люпен. — Ты вся позеленела.

— Есть от чего.

Ей пришлось сесть, и только после большого усилия она способна была выговорить:

— Какой-то человек остановил меня в бакалейной.

— Черт возьми! Он хотел тебя задержать?

— Нет, он мне сунул письмо.

— И ты еще жалуешься! Должно быть, признание в любви?

— Нет… «Это для вашего патрона», — сказал он. «Для патрона?» — спросила я. «Да, для того господина, который живет в вашей комнате».

— Гм!

На этот раз Люпен вздрогнул.

— Давай письмо, — сказал он, схватив конверт.

На конверте не было никакого адреса.

Но внутри был еще конверт, на котором он прочел:

Господину Арсену Люпену,

находящемуся на попечении Виктории.

— Черт возьми! — пробормотал Люпен. — Вот так здорово!

Он разорвал второй конверт. В нем был листок бумаги, на котором крупными буквами было написано:

Все, что вы делаете, бесполезно и опасно.

Бросьте вашу игру.

Люпен покраснел до ушей, как если бы его самым грубым образом оскорбили. Впрочем, он не проронил ни слова.

Виктория принялась за работу, а он весь день не выходил из комнаты и думал.

Ночью он не мог заснуть.

«К чему думать, — без конца повторял он. — Я натолкнулся на одну из таких задач, которую не разрешишь умом. Достоверно только то, что не я один замешан в это дело и что между Добреком и полицией есть не только третий вор, которым состою я, но еще и четвертый, который знает меня и ясно понимает мою игру. Кто же этот четвертый вор? Не ошибся ли я? И потом… Ну ладно, пора спать…»

Около четырех часов утра ему послышался какой-то шум в доме. Он быстро вскочил и увидел сверху, что Добрек спускается с первого этажа и направляется в сад. Минуту спустя депутат, открыв калитку, впустил человека, лицо которого было закрыто воротником шубы, и провел его в свой кабинет.

Люпен предвидел это. Он привязал к своему балкону веревочную лестницу, тихонько развернул ее и спустился по ней до верхнего уровня окна кабинета. Оно было закрыто ставнями, но наверху оставалось маленькое отверстие. Люпен хотя и не мог ничего расслышать, зато мог видеть все, что происходило в кабинете. Он сейчас же разглядел, что особа, принятая им за мужчину, была женщиной — еще довольно молодой, хотя в ее волосах уже была седина, красивой высокой женщиной, прекрасное лицо которой носило на себе следы страдания.

«Где я ее видел?» — думал Люпен. Эти черты, взгляд, лицо были ему знакомы.

Она стояла возле стола и бесстрастно слушала Добрека, который, тоже стоя, что-то оживленно ей рассказывал. Он располагался спиной к Люпену, которому, благодаря зеркалу на противоположной стене, было видно его лицо. Он испугался, когда заметил, с каким нескрываемым желанием смотрел Добрек на свою посетительницу.

Она сама, видимо, была этим очень смущена, потому что села и опустила глаза. Добрек наклонился над ней и, казалось, вот-вот обхватит ее своими длинными руками. И вдруг Люпен разглядел крупные слезы на грустном лице женщины. От вида этих слез Добрек, очевидно, совсем потерял голову. Внезапно он обнял женщину и привлек ее к себе. Она оттолкнула его с ненавистью. И после короткой борьбы, во время которой лицо Добрека было перекошено от ярости, оба стояли друг против друга, как два смертельных врага. Потом они замолчали. Добрек сел, лицо его искажала злобная ухмылка. Он снова заговорил отрывисто, стуча по столу, точно ставил какие-то условия. Она слушала его спокойно, рассеянно, с отуманенным взором. Люпен не спускал с нее глаз, плененный ее лицом, и тщетно старался вспомнить, откуда оно ему знакомо. Вдруг он заметил, что она повернула голову и незаметно скользила рукой по краю стола, в конце которого стоял графин с водой, закрытый золоченой пробкой. Рука коснулась графина, потрогала его, слегка приподнялась и схватила пробку. Быстрый поворот головы, взгляд, брошенный на пробку, — и она опять на своем месте. Очевидно, это было не то, чего она желала.

«Черт возьми! — подумал Люпен. — И ее тоже интересует пробка!»

Вдруг он увидел, как рука женщины, продолжая двигаться вокруг стола, непрерывно скользя по краю, расталкивая книги, медленно и уверенно приближается к кинжалу, лезвие которого поблескивало среди листков бумаги, рассыпанных по столу. Она нервно ухватилась за рукоятку. Добрек продолжал говорить. Над его спиной медленно поднималась рука с кинжалом.