Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Моя цель проста: освобождение Жильбера и Вошери.

— Правда ли это? — вскричала она.

— Если бы вы меня знали…

— Я знаю, кто вы. Вот уже несколько месяцев, как я вмешиваюсь в вашу жизнь… и все-таки я еще сомневаюсь.

Он произнес более уверенно:

— Вы меня не знаете. Если бы вы меня знали, то были бы убеждены, что я не отступлю раньше, чем два моих товарища… — или, по крайней мере, Жильбер — избавятся от той ужасной судьбы, которая их ждет.

Она бросилась к нему и схватила его за плечи, совершенно обезумев:

— Что вы сказали? Ужасная судьба? Значит, вы думаете…

— Я действительно думаю, — сказал Люпен, почувствовав, как ее взволновала эта угроза, — я действительно думаю, что, если не приду вовремя на помощь, Жильбер погибнет.

— Замолчите!.. — вскричала она. — Замолчите… Я вам запрещаю это говорить… Нет никаких оснований, это только ваше предположение.

— Не только мое, но и Жильбера также.

— Как? Жильбера? Откуда вы знаете?

— От него самого.

— От него?

— Да, он надеется только на меня, он знает на свете только одного человека, который спасет его, и несколько дней тому назад в отчаянии взывал ко мне из тюрьмы. Вот письмо.

Она жадно схватила бумагу и, заикаясь, прочла:

«Спасите, патрон… Я погиб… Я боюсь… помогите».

Она выпустила письмо из рук. В ее глазах он прочел страдание. Она неловко оступилась, пошатнулась и упала без чувств.

Ребенок спокойно спал. Мать неподвижно лежала на кушетке, где ее устроил Люпен. Было понятно, что она вот-вот проснется.

Люпен заметил на ее пальце обручальное кольцо и медальон на шее. Он наклонился и, открыв его, увидел миниатюрную фотографию, изображавшую мужчину лет сорока и юношу-гимназиста с обрамленным кудрями свежим лицом.

— Да, так оно и есть, — сказал он. — Ах, бедная женщина!

Он взял ее руку в свои. Она раскрыла глаза и снова закрыла, пробормотав:

— Жак…

— Не беспокойтесь, он спит… Все хорошо.

Она очнулась. Но так как она продолжала молчать, Люпен стал задавать ей вопросы, чтобы заставить ее понемногу высказаться. Указывая на медальон, он спросил:

— Этот гимназист — Жильбер, не правда ли?

— Да, — ответила она.

— Жильбер — ваш сын?

Она вздрогнула и прошептала:

— Да, Жильбер — мой старший сын.

— А другой портрет?

— Это мой муж, он умер три года назад.

Она села.

— Как звали вашего мужа?

— Мержи.

— Викториен Мержи, депутат?

— Да.

— Кто же был виновником его смерти? Жильбер?

— Нет, Жильбер исчез на несколько лет раньше, про́клятый и выгнанный моим мужем. Это горе было очень велико, но не это было причиной его смерти.

— Что же именно?

Не было уже необходимости задавать ей вопросы. Госпожа Мержи не могла больше молчать.

— Двадцать пять лет назад меня называли Клариссой Дарсель. Мои родители были тогда еще живы, и я встретила в светском обществе в Ницце троих молодых людей, имена которых разъяснят вам мою драму. Это были Алексис Добрек, Викториен Мержи и Луи Прасвилль. Все трое были знакомы еще студентами. Прасвилль любил тогда одну актрису, которая пела в опере в Ницце, а Добрек и Мержи любили меня. Но я постараюсь покороче рассказать обо всем. Факты говорят за себя. С первого же мгновения я полюбила Викториена Мержи… Когда Добрек узнал, что я выхожу за Мержи, он рассвирепел…

Кларисса Мержи остановилась на мгновение, затем изменившимся голосом продолжала:

— Я этого никогда не забуду… Мы все трое были в гостиной. Я до сих пор слышу его злые, полные ненависти слова. Викториен растерялся. Он никогда не видел своего друга в таком состоянии… Это был дикий зверь… Он скрежетал зубами, топал ногами. Его глаза — он тогда еще не носил очков — налились кровью, и он не переставал повторять: «Я отомщу, я отомщу… Пусть через десять… двадцать лет…» С помощью моего отца, вошедшего в эту минуту, и слуги Викториен выставил Добрека за дверь. Через шесть недель я вышла замуж за Викториена…

— И что было потом с Добреком?

— Ходили слухи, что в день моей свадьбы он задушил одну молодую особу, но доказательств не нашли. Потом мы долго о нем ничего не слыхали. Мы только знали, что он проиграл все свое состояние и объездил всю Америку. И я понемногу забыла его гнев и угрозы и стала думать, что он, перестав меня любить, отказался от своего мщения… Впрочем, я была слишком счастлива, чтобы заниматься тем, что было вне моего счастья, любви, политического положения моего мужа и здоровья моего сына Антуана.

— Антуана?

— Это настоящее имя Жильбера. Несчастному удалось скрыть хотя бы свое происхождение.

Люпен несколько нерешительно спросил:

— Когда… В какое время… Жильбер начал?..

— Не могу вам сказать точно. Жильбер — я буду его так называть, чтобы не произносить настоящего имени, — Жильбер был и ребенком таким же, как сейчас, со всеми милый, очаровательный, но ленивый мальчик, к тому же недисциплинированный… Когда ему исполнилось пятнадцать лет, мы поместили его в гимназию в окрестностях Парижа. Через два года его выгнали.

— За что?

— За поведение: узнали, что он убегал по ночам и целыми неделями, под предлогом, что находится у нас, пропадал неизвестно где.

— Чем он занимался?

— Он играл на скачках, таскался по кафе и по разным притонам.

— У него были деньги?

— Да.

— Кто ему их давал?

— Добрек. Он, скрываясь от нас, делал все, чтобы научить нашего сына лжи, воровству, разврату…

Кларисса Мержи закрыла руками лицо, залившееся краской. Потом продолжила усталым голосом:

— Добрек отомстил. В то самое утро, когда мой муж выгнал из дому несчастного мальчика, Добрек раскрыл нам в циничном письме свою гнусную роль в этой истории. Он писал так: «Сначала суд, потом исправительная тюрьма… А потом, будем надеяться, и эшафот…»

Люпен воскликнул:

— Как? Добрек подстроил это последнее преступление?

— Нет-нет, тут только случай. Это гнусное предсказание было тогда только пожеланием. Но это меня ужасало. Настолько, что мы рассказывали своим знакомым, что Антуан умер. Жизнь стала тем более ужасной, что разразилась политическая буря и мой муж должен был погибнуть.

— Как это?

— Вам достаточно услышать два слова: имя моего мужа было в списке двадцати семи.

— Ах вот что!

Туман мигом рассеялся, и Люпен увидел массу вещей, которые до сих пор скрывались во тьме.

Кларисса Мержи продолжала более твердым голосом:

— Да, имя его было написано там, но по ошибке, по какому-то невероятному сплетению обстоятельств, жертвой которых он стал. Викториен Мержи был членом комиссии, назначенной для изучения французского канала. Он голосовал с теми, кто был за проект компании. Он взял пятнадцать тысяч франков, но взял для другого, для своего товарища, которому безгранично доверял и был его слепым и бессознательным орудием. Он хотел сделать доброе дело и погубил самого себя. В тот день, когда президент компании покончил с собой и исчез кассир, вскрылось все дело со всеми мошенническими махинациями. В тот день муж узнал, что некоторые из его товарищей были подкуплены, и он понял, что и его имя так же, как имена других депутатов, влиятельных членов парламента, было записано в таинственном списке, о котором вдруг заговорили. У кого находился список — этого не знали. Но знали о его существовании.