Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

Она произнесла тихим голосом, опустив глаза ниц:

— Ах, лучше бы я его не простила! О, если бы это мгновение вернулось, у меня хватило бы мужества его прогнать! Бедное дитя… Это я его погубила…

Она задумчиво продолжала:

— У меня хватило бы мужества, если бы он был таков, каким я его себе представляла и каким он, по его словам, был раньше: буйный, порочный, грубый, развращенный… Но внешне он был неузнаваем. В нем произошла какая-то перемена. Вы его поддержали, подняли, и, хотя его образ жизни был мне противен, все-таки что-то честное было в нем… он говорил о вас с такой любовью!

Она говорила, с трудом подбирая слова, не смея перед ним слишком строго осуждать тот образ жизни, который избрал Жильбер.

— Ну а потом? — спросил Люпен.

— Потом я его часто видела. Он тайком приходил ко мне, или я разыскивала его, и мы уезжали за город. Мало-помалу я ему рассказала всю нашу историю. Он сейчас же воспламенился. Он тоже хотел отомстить за отца и, украв хрустальную пробку, отомстить и за то зло, которое Добрек причинил ему лично. Его первой мыслью было сговориться с вами — от этого он ни разу не отступал.

— Ну да, так и нужно было! — воскликнул Люпен.

— Да, я знаю… я была того же мнения. К несчастью, бедный Жильбер попал под влияние своих товарищей.

— Вошери?

— Да. Вошери. Этот коварный человек убедил нас, что лучше действовать самостоятельно. Он изучил дело и под вашим руководством совершил ограбление виллы «Мария Терезия», которую Прасвиллю не удалось хорошенько исследовать, так как лакей Леонард ее тщательно охранял. Это было безумием. Надо было или положиться на вашу опытность, или не впутывать вас в это нападение. Но что делать? Вошери совершенно подчинил нас своей воле. Я согласилась на свидание с Добреком в театре. В это время все и случилось. Когда я в полночь вернулась к себе, я узнала об убийстве Леонарда и аресте моего сына. Я сейчас же почувствовала, чем ему это грозит. Сбывалось страшное предсказание Добрека… Вот уже впереди суд и приговор… И все это по моей вине.

Люпен сказал ей:

— Мы спасем его. Тут не должно быть никаких сомнений. Но необходимо, чтоб я знал все. Продолжайте, прошу вас… Как вы в тот же вечер узнали о том, что произошло в Энгьене?

Она поборола себя и голосом, полным тоски, ответила:

— От двух ваших товарищей, скорее, товарищей Вошери, которым он вполне доверял и которым поручил лодки.

— Это от тех вот, которые сейчас там? От Гроньяра и Балу?

— Да. Когда вы, спасаясь от погони, вышли на берег и, направляясь к автомобилю, бросили им несколько слов о том, что произошло на вилле, они, обезумевшие, прибежали ко мне и рассказали мне эту ужасную новость. О, какая это была ночь! Что делать? Искать вас? Конечно, и умолять о помощи. Но как вас найти?.. Ну вот, тогда-то Гроньяр и Балу объяснили мне, чего хотел Вошери…

— Избавиться от меня, не правда ли? — захохотал Люпен.

— Да. Так как Вошери был вашим поверенным, то, шпионя за Жильбером, он узнал о всех ваших убежищах. Еще немного, и, будучи владельцем хрустальной пробки и списка двадцати семи, он предал бы вас полиции…

— Таким образом, дощечки в дверях… — догадался Люпен.

— Были вырезаны под его наблюдением. В его распоряжении был акробат, карлик невероятной худобы, поэтому этих отверстий было достаточно для того, чтобы похищать таким образом ваши тайны и ваши письма. Вот что открыли мне его друзья. У меня сейчас же мелькнула мысль: для спасения старшего моего сына воспользоваться младшим, Жаком, который, как вы уже заметили, так худ, так умен и так смел. Мы отправились ночью. По указанию моих товарищей я нашла в квартире Жильбера ключ от вашей квартиры на улице Матиньон, а мой маленький Жак в одно мгновение достал пробку из вашей комнаты. Я таким образом овладела пробкой и без помощи Прасвилля получила власть над Добреком.

— Ну и…

Кларисса встала, произнеся глухим голосом:

— В этом кусочке хрусталя ничего не было… Вся Энгьенская экспедиция, убийство Леонарда, арест моего сына — все оказалось бесполезным.

— Но почему? Почему же?

— Почему? Потому что вы украли у Добрека не ту пробку, которая была заказана им, но ту, которая служила моделью стекольщику Джону Говарду в Стоурбридже.

Он пробормотал сквозь зубы:

— Как это глупо! И тем глупее, что вы внушили подозрение Добреку.

— Нет, — сказала она. — Я в тот же день вернулась в Энгьен. Добрек увидел во всем этом лишь обыкновенное нападение с целью грабежа. Ваше участие ввело его в заблуждение…

— Но все-таки пробка исчезла.

— Прежде всего, для него этот предмет не имеет первостепенного значения, потому что это не больше чем модель.

— Откуда вы знаете?

— На самом основании пробки есть царапина, я об этом узнала в Англии.

— Пусть так, но почему же лакей не расставался с ключом от шкафа, в котором она хранилась? Почему, если она не имеет никакого значения, ее нашли в Париже в ночном столике Добрека?

— Очевидно, Добрек придает этой вещи лишь значение модели. Вот почему я опять положила пробку в шкаф, чтобы не дать ему заметить ее исчезновение. И вот почему во второй раз я заставила Жака вынуть пробку из кармана вашего пальто и положила ее на место с помощью дворничихи.

— Так что, он ничего не подозревает?

— Ничего. Он знает, что ищут список, но не подозревает, что Прасвиллю и мне известно, куда он спрятал его.

Люпен поднялся и зашагал по комнате. Потом остановился перед Клариссой Мержи:

— В общем, со времени Энгьенского события вы не продвинулись ни на один шаг?

— Да, — сказала она. — Я действовала вместе с Гроньяром и Балу без малейшего плана.

— Или, по крайней мере, с одним только планом — вырвать у Добрека список двадцати семи.

— Да, но каким образом? Кроме всего прочего, ваши действия стесняли меня. Мы, конечно, сейчас же узнали в новой кухарке Добрека вашу старую служанку Викторию и догадались, что Виктория приютила вас у себя, и я боялась ваших замыслов.

— Это вы писали мне, чтобы я отказался от борьбы?

— Да.

— И это вы просили меня не ходить в театр «Водевиль»?

— Да, привратница заметила, что Виктория подслушала разговор по телефону между мной и Добреком, а Балу, который наблюдал за домом, видел, как вы ушли. Я, конечно, поняла, что вы и в этот вечер будете следить за Добреком.

— А работница, которая пришла сюда однажды вечером?

— Это была я. Я хотела вас видеть, но не решилась.

— И вы взяли письмо Жильбера?

— Да. Я узнала его почерк на конверте.

— Но ведь Жака с вами не было?

— Он был на улице в автомобиле, с Балу. Я заставила его влезть в окно гостиной, и он проскользнул в комнату через отверстие в дверях.